Хотя Ставке и не удалось организовать эффективное взаимодействие между ее действующими фронтами во время стратегических наступлений, устроенных ею в ходе зимней кампании 1941-1942 годов, она добилась этого в куда большей степени в ходе своей частично успешной зимней кампании 1942-1943 годов. Например, во время этой кампании Ставка координировала в ноябре 1942 года наступательные действия 5 фронтов, в январе 1943 года — 8 фронтов, а в феврале-Марте 1943 года — 11 фронтов в наступлениях, которые в конечном итоге охватили весь советско-германский фронт.[97]
На начальных этапах летне-осенней кампании 1943 года Ставка впервые за время войны организовала взаимодействие между своими действующими фронтами, задействовав их сначала в «группах фронтов» для ведения оборонительных действий, а позже и в наступательных операциях на нескольких стратегических направлениях.[98] Вдобавок до и во время этих операций Ставка впервые за время войны провела в сочетании с наземными операциями крупномасштабные воздушные операции дальнебомбардировочной и фронтовой авиации с целью расстроить немецкие коммуникации и ослабить и так уже клонящуюся к упадку силу немецких ВВС.[99] Кроме того, Ставка начала в тылу у противника крупномасштабные партизанские операции-также с целью расстроить сообщения и помешать свободному перемещению резервов врага.[100]
Наконец, на более поздних этапах летне-осенней кампании 1943 года Ставка организовала взаимодействие трех групп фронтов, имеющих задачу наступать до Днепра и далее, а конкретно- трех фронтов, наступающих на Белоруссию, еще двух-на Украине в районе Киева и Винницы, и трех — под Кривым Рогом.[101] Эти координируемые Ставкой воздушно-наземные наступления привели к важным стратегическим приобретениям, но что еще важнее — они вымостили дорогу к более крупномасштабным и еще лучше скоординированным операциям в 1944 и 1945 годах.
Основные трудности, с которыми столкнулась Ставка в первые два периода войны при попытках действенно управлять войсками и координировать их операции, проистекали из достижения вермахтом внезапности, огромной сложности военных операций, неопытности и необученнасти многих солдат и офицеров и нехватки необходимого вооружения. Но они также отражали влияние личности Сталина на принятие стратегических решений и неопытность других членов Ставки.[102]
Перед войной Сталин в ходе чисток выбил самых опытных и наделенных воображением офицеров, расстроив тем самым преемственность в советской военной теории, уничтожив накануне войны ее самые положительные аспекты и извратив ее военную стратегию.[103] Когда же началась война, во время всего первого ее периода позиция и мнение Сталина доминировали при принятии любых стратегических решений. Основанные на взглядах и предубеждениях, суждения Сталина часто заслоняли собой объективную реальность. Хотя участие Сталина в стратегическом планировании, с одной стороны, вносило в него определенное единство замысла, оно же, с другой стороны нагнетало страх на Генеральный штаб и высшее военное руководство.
Требования Сталина, чтобы Красная Армия упорно держалась за непригодные для обороны позиции, и его вмешательство в принятие стратегических решений возлагают на него прямую ответственность за катастрофы под Уманью, Киевом, Вязьмой и все прочие, случившееся в 1941 году.[104] Его влияние лишало Ставку инициативы и ограничивало ее стратегические горизонты, вынуждая составлять планы не загодя, а реагируя на единственный императив — восстановление стабильности фронта. В то же время упорство Сталина и его настойчивость в создании резервов, скудное выделение их на нужды фронтов в конечном итоге стратегически усилили Красную Армию. В результате ее упорное сопротивление в битвах за Ленинград, Москву и Ростов и та энергия, самопожертвование и решимость, которую войска проявили в ходе последующей зимней кампании, тоже отразили железную волю Сталина. Невзирая на стратегические просчеты Сталина, в декабре 1941 года сильно потрепанная Красная Армия сражалась с яростью и отчаянием, зеркально отражавшими решимость и безжалостность ее вождя.
Ошибочные суждения Сталина внесли свой вклад и в катастрофические поражения Красной Армии в мае 1942 года под Харьковом и в Крыму, и в каскад поражений, испытанных ею на пути к Сталинграду летом и ранней осенью 1942 года:
«Главной причиной неудачи летней кампании 1942 года было ошибочное решение Верховного Главнокомандования „добавить" к стратегической оборонительной операции многочисленные отдельные наступательные операции на всех фронтах. Это распыление сил и преждевременное расходование стратегических резервов определенно обрекло план Сталина на провал».[105]
Осенью 1942 года под Сталинградом Сталин повторил свой положительный вклад в боевую отдачу войск, внесенный в предыдущем году — но только потому, что начал внимать советам своих наиболее доверенных военных советников, таких, как Жуков, Василевский, Антонов и Воронов. После этого Сталин продолжал следовать рекомендациям своих советников до самого конца 1942 года и весь 1943 год, хотя и сохраняя жесткий контроль над всеми своими политическими и военными подчиненными. Как и на более раннем этапе войны, он, когда считал необходимым, принимал суровые дисциплинарные меры к тем, кого подозревал в нелояльности — и при этом зачастую путал боевые неудачи или явную непригодность к должности со стороны полевых командиров с прямой изменой.[106]
Чтобы гарантировать надежность своих командиров, Сталин использовал созданную им в начале войны для поддержания благонадежности армии и дисциплины в ней обременительную систему комиссаров, а также часто сопровождал свои руководящие указания прямым запугиванием. Хотя в конце 1942 года Сталин и отменил институт военных комиссаров, вплоть до конца войны он продолжал требовать, чтобы на высших командных уровнях приказы командующих утверждали члены Военного совета (в действительности те же комиссары).[107] На более низких уровнях командования для присмотра за надежностью командиров использовались замполиты. Сталин прибегал к расследованию, произвольным арестам и даже казни тех командующих и других старших офицеров, которые не смогли или не сумели выполнить его приказы.[108]
Сталин и в самом деле привел Красную Армию к победе — но в конечном счете его безжалостная решимость обусловила и ее громадные людские потери.
СТРАТЕГИЧЕСКИЕ ОБОРОНИТЕЛЬНЫЕ ОПЕРАЦИИ
В стратегическом плане наиболее серьезный вызов, с которым столкнулись Ставка и Красная Армия в первые 30 месяцев войны, заключался в необходимости организовать и проводить эффективные стратегические оборонительные операции с целью затормозить, остановить и в конечном итоге отбросить вспять войска вермахта в ходе операций «Барбаросса», «Блау» и «Цитадель» в летние месяцы 1941, 1942 и 1943 годов. Вдобавок к планированию и координации этих операций Ставке приходилось организовывать строительство стратегических оборонительных рубежей на подступах к таким ключевым пунктам, как Киев, Ленинград, Москва, а позже Сталинград и Курск. Она формировала и выставляла в поле стратегические резервы, планировала и координировала контрудары и контрнаступления с целью возвращения Красной Армии стратегической инициативы. Причем в первые два года войны ей приходилось вести эти оборонительные действия на огромных расстояниях, противостоя кажущимся неудержимыми войскам вермахта, после катастрофических потерь территории, промышленных предприятий, сельскохозяйственных угодий, живой силы и боевой техники.
97
В их число входили наступления Калининского, Западного, Юго-Западного, Донского, Сталинградского фронтов в ноябре 1942 года, Ленинградского, Волховского, Брянского, Воронежского, Юго-Западного, Донского, Южного и Северо-Кавказского фронтов в январе 1943 года, Ленинградского, Волховского, Северо-Западного, Брянского, Центрального, Воронежского, Юго-Западного, Южного и Северо-Кавказского фронтов в феврале-марте 1943 года.
98
Например, Центральный, Воронежский и Степной фронты обороняли Курск, Воронежский и Степной фронты вели наступление в направлении Белгород-Харьков, Западный, Брянский и Центральный фронты наступали на Орел, Калининский и Западный фронты наступали на Смоленск, а Юго-Западный и Южный фронты наступали на Донбасс.
99
«Действия авиации в Курском сражении» // Сборник материалов по изучению опыта войны, № 11 (март-апрель 1944). М: Воениздат, 1944,160-187, носил гриф секретности. Далее цитируется как СМПИОВ, с указанием статьи, номера и даты.
100
Савушкин. Развитие советских вооруженных сил, 82. Эти партизанские действия включали в себя операции «Рельсовая война» и «Концерт».
101
В состав этих групп фронтов входили Калининский (1-й Прибалтийский), Западный и Центральный (Белорусский) фронты, наступавшие в Белоруссии, Воронежский (1-й Украинский) и частью Центральный фронты наступавшие на Киев и Степной (2-й Украинский), Юго-Западный (3-й Украинский) и Южный (4-й Украинский) фронты, наступавшие на Кривой Рог.
102
В течение всего первого периода войны Ставка компенсировала отсутствие опыта, целеустремленно занимаясь накоплением стратегических резервов и использованием их в местах наиболее острой опасности. Поступая так, Ставка сознательно эксплуатировала то, в чем видела силу советского государства его большое население, — одновременно используя наиболее очевидные слабости немцев: ограниченные запасы живой силы и неспособность установить порядок стратегических приоритетов. Используя свою силу против этих немецких слабостей, Ставка, несмотря на многочисленные катастрофические поражении Красной Армии, оказалась в состоянии сохранять разумное со отношение сил и в конечном итоге добилась своей главной стратегической цели — ведения жизнеспособной стратегической обороны, остановившей немецкий натиск, пусть всего лишь в шаге от достижения немцами своих первоначальных стратегических целей.
Зачастую безжалостное использование Ставкой кажущихся неистощимыми запасов живой силы дало Красной Армии возможность пережить серию беспримерных стратегических поражений и компенсировало прочие ее очевидные слабости. И все это время те представители командного состава Красной армии на уровне фронтов и армий, которые уцелели после многочисленных поражений, постоянно накапливали боевой опыт, необходимый для того, чтобы выдержать натиск немцев и в конечном итоге подготовить собственное стратегическое наступление.
103
Нет никаких оснований считать, что руководство Красной армии середины 30-х годов превосходило по уровню пришедшее ему на смену руководство 40-х. Командиры 20-х и 30-х практически не имели опыта командования крупными войсковыми соединениями в современной массовой войне и обладали крайне низким образовательным уровнем. Командиры, пришедшие в армию в конце 30-х годов, уже имели за спиной как минимум полное среднее или высшее образование и получили опыт современной войны на Халхин-Голе, в Польше и Финляндии.
Гораздо ближе к реальности утверждение о том, что репрессии сильно повредили советской военной теории — но для оценки масштабов ущерба требуется как минимум изучение сравнительного состояния этой теории в начале и конце 30-х годов и в первой половине 40-х. В 1937-1938 годах были репрессированы как М. Н. Тухачевский, сторонник «стратегии сокрушения», так и его оппонент А. А. Свечин, основоположник «стратегии измора» — однако очевидно, что при планировании будущей войны советское руководство сознательно и однозначно ориентировалось именно на постулаты Свечина. (Прим. ред.)
104
Это утверждение носит сильно идеологизированный характер и основано как на «послезнании», так и на мифах советской политической, публицистики 1960-х годов. Хрущев впрямую возложил вину за Киевскую катастрофу 1941 года на Сталина — однако документы, ставшие доступными в последнее время, однозначно свидетельствуют, что запрет на оставление Киева исходил от начальника Генерального штаба Б. М. Шапошникова. Этот запрет давался при отсутствии данных о выдвижении 1-й танковой группы Клей-ста на Кременчугский плацдарм и в расчете на то, что мощный удар Брянского фронта А. И. Еременко во фланг и тыл 2-й танковой группе заставит Гудериана прекратить свое наступление. Таким образом, ответственность за катастрофу в первую очередь лежит не на Сталине и даже не на Шапошникове, а на армейской разведке и лично на А. И. Еременко, клятвенно обещавшем Сталину «разгромить подлеца Гудериана». Дальнейшие рассуждения о том, что успехи Красной армии были связаны с повысившимся (аккурат на переломе войны!) вниманием Сталина к мнению своих генералов, отражают лишь послевоенное стремление этих генералов приписать себе больше заслуг в победах и откреститься от вины за поражения. В" реальности же можно говорить лишь о том, что Сталин поставил Генштаб под свой жесткий контроль только с весны 1942 года, после болезни Б. М. Шапошникова — и вновь передоверил ему полноту управления войсками, когда уверился, что на смену старому маршалу пришли новые опытные руководители. Харьковская и Керченская катастрофы пришлись именно на тот момент, когда Генеральный штаб остался без начальника — Сталин надеялся на выздоровление Шапошникова и не решался назначить на его место другого человека. (Прим. ред.)
106
См. например: ((Archives Document the Torture of Marshal Meretskom, JPRS-UMA 88-019 (19 August 1988), 21, со ссылкой на статью в «Литературной газете» за 20 апреля 1989 года, стр. 13.
107
Из этого пассажа можно понять, что приказ командира армии или фронта не был действительным без визы члена Военного совета. В действительности же, чтобы оспорить приказ, требовалось несогласие двух человек — члена Военного совета и начальника штаба. Таким образом, должность ЧВС служила в том числе для обеспечения коллегиальности управления. (Прим. ред.)
108
Случаи репрессий против командующих армиями и фронтами имели место только во время катастрофических поражений лета 1941 года. К репрессиям в отношении командиров более низкого уровня (от дивизии и ниже) Ставка касательства не имела и иметь не могла — это была прерогатива руководства более низких ступеней. Единственное исключение составляют действия Л. 3. Мехли-са в Крыму зимой и весной 1942 года в качестве представителя Ставки. (Прим. ред.)