Постскриптум…
Мне не терпелось остаться одной и перечитать эти письма под иным углом зрения. Но они, Борис и Витька, как назло, были дома и, глядя на экран телевизора – шла какая-то муть, – лениво перебрасывались словами.
– У вас в роте был телевизор? – спрашивал Борис.
– Даже цветной. Подарок соседней части. Я же об этом писал…
– Да, вспоминаю. Избаловали вас. В мое время телевизоров не было, тем более цветных.
– Но печатный станок уже изобрели? И этот, как его… дагерротип?..
– Ефрейтор Звонцов, два наряда вне очереди!..
Борис не служил в армии. Верней, служил очень недолго, вскоре после войны. Он заболел гриппом, начались шумы в сердце, и его уволили в запас. Да и что это была за служба! Какая-то хозяйственная часть при Доме офицеров… Но он любит говорить об армии: «В мое время…» – и знает много солдатских баек. Одна из них про ефрейтора. Попросился солдат к бабке в хату переночевать. Она ему: «Заходи, внучек». – «Я, бабушка, не один. Мы с ефрейтором». – «А ты Ефрейтора к забору привяжи…»
С тех пор как мы узнали, что Витьке, как отличному солдату, присвоили звание ефрейтора, я это слышала раз двести.
«Бабка, пусти переночевать». – «Заходи, внучек». – «Я с ефрейтором…»
Витька смотрит на меня ожидающе – когда я начну посвящать отца в его планы? Но я не спешу. Во-первых, я за себя не ручаюсь. Во-вторых, у Бориса больное сердце, по крайней мере он так считает. И потом… Может, это еще не очень серьезно? Мне хочется лишь одного – перечитать его письма.
Наконец все стихает. Борис, шурша вечерними газетами, удаляется в нашу комнату. Витька достает из постельного ящика простыни и с непривычной для меня ловкостью застилает свою тахту – до армии я всегда стелила ему постель.
Нагнувшись к моему уху, он шепчет:
– Привет чемпиону по метанию тарелок! Я небольно щелкаю его по носу.
Он засыпает мгновенно, предоставив мне мучиться и не спать всю ночь.
– Ты скоро? – спрашивает Борис – Я гашу свет.
Можно не смотреть на часы – Борис гасит свет ровно в двенадцать.
– Скоро, – говорю я. И достаю из книжного шкафа альбом и связку писем.
Как тесно спрессована в них двухлетняя жизнь моего сына!..
Я листаю альбом. «Дембельский альбом» – так называет его Витька. Фотографии, рисунки, афоризмы. И конечно, самолеты. Они на каждой странице – то взмывающие в небо, то пикирующие к земле. Одним словом, авиация. И за каждым смелый росчерк – по-научному, как я уже знаю теперь, инверсионный след.
На первой странице лозунг:
«Два года, 24 месяца, 730 дней, 17 520 часов, 1 051 200 минут, 63 072 000 секунд без капремонта!»
Фотокарточки ребят, служивших с Витькой. Под каждой фамилия и несколько слов на память. Некоторые парни мне знакомы по письмам. Я даже знаю их клички – Эллипс, Болт, Тезка. Ашота Боряна звали ласково – Ашотик. У моего была кличка Москвич. «Как ты понимаешь, это ко многому обязывает, – писал он тогда, – но что поделать, в нашем взводе больше нет москвичей». Вот и Симка Чижов!.. Грубоватые черты, белесые ресницы и брови. И дурацкое прозвище – Оклахома. Под фотографией: «Салют, Москвич! До скорой встречи на наших широтах! Жму краба! Серафим Чижов, он же Оклахома…»
– Вот тебе – «до скорой встречи»! – Я показала Оклахоме фигу и захлопнула альбом.
Из крана капало, но не было сил встать и прикрутить его до конца.
Почему нет спокойной жизни? Когда в доме тишина, и дыхание сына за моей спиной, и мерцание фонарей за окном…
Нет, я не вынесу, если он женится и уедет!
Перебираю письма в поисках злополучной приписки. «Ничего теплого не нужно, это не по форме – старшина отберет». Не то… «К нам приезжал начальник штаба. Чистили, драили все до блеска…» Это первый год службы…
Вот она, черт ее побери!..
«Р. S. Срочно!
Я вам недавно прислал свое фото, где снят со всеми знаками и значками – „Специалист первого класса“, „Отличник ВВС“, „Гвардия“ и другие. Мать, будь добра, пересними на хорошей бумаге и вышли мне. В принципе мне нужна одна фотография. Поезжай в Марьину рощу. Второй проезд, дальше не помню… Эта фотография нужна мне немедленно…»
Я сижу, уставясь в четвертушку тетрадного листа. Одна фотография, на хорошей бумаге, срочно!
Только слепая курица могла не заметить, что сын влюбился!
«…А какие тут закаты! Вокруг ночь, только на западе пламенеет горизонт – закат. Несколько часов назад здесь пролетели бомбардировщики, оставив за собой газовый шлейф. И вот ярко-малиновый горизонт весь исчерчен этими темно-фиолетовыми полосами. Впечатление такое, как будто стоишь на гигантской эстакаде в окружении звездного неба и смотришь на планету Марс, медленно выплывающую из черноты космоса, всю изрезанную тайнами и каналами…»