Но, играя в жизни общества определенную материальную роль, охота в наши дни, в век урбанизации, ускоренного развития производства и роста городов, оказывается исключительно важным фактором оздоровления населения, дает богатейшие возможности для активного отдыха и восстановления сил человека, становится неисчерпаемым источником бодрости и душевного равновесия, дарит людям ни с чем не сравнимую радость общения с природой.
Пожалуй, лучше всего об этом значении охоты сказал советский писатель Ефим Пермитин: «Охота — сказочная живая вода, возвращающая человеку молодость, обостряющая радость жизни, бесследно поглощающая все невзгоды и огорчения… Забывая обо всем на свете, охотник не думает ни о каких трудностях, а порою и опасностях — действует как одержимый. Это „забывание обо всем на свете“ и дает тот активный целительный отдых, в котором нуждается человек после напряженной работы, забот и треволнений городской жизни».
Разнообразие видов охоты в нашей необъятной стране позволяет каждому выбрать именно то, что ему больше, как говорится, по душе и по нраву. Для многих охота стала истинным целителем, великолепным средством поддержать здоровье, продлить активное долголетие, совершенствовать свою физическую культуру, а для молодежи она служит отличной спортивной школой. Скажем, кто охотился с флажками на лисицу, тот знает, сколько пота надо пролить, пройдя на лыжах по рыхлому снегу, прежде чем встанешь на стрелковый номер. Немало, бывает, потратишь сил, чтобы добраться в весеннюю распутицу до заветного глухариного тока: ноги вязнут в раскисшем снегу, как в глине, а пресловутое «напрямки» заставит не раз чертыхнуться, когда переходишь вброд разыгравшиеся лесные речушки и полой. А разве легко добрать стрелянного не по убойному месту кабана, который прет километр за километром по лесным трущобам и будто нарочно пересекает все встречающиеся на пути овраги в самых неудобьях? А стрельба уток с подъезда на лодке, когда с трудом продираешься на шесте через тростниковые крепи, сплавины и илистые мелководья?
Непосвященному, пожалуй, никогда не понять, зачем добровольно наш брат-охотник обрекает себя зачастую на муки голода, холода или изнуряющей жары. Большинству горожан, свыкшихся с благами цивилизации и с жестким, поминутно рассчитанным регламентом жизни, трудно поверить, что этот добровольный отказ от комфорта делается ради познания мира Природы, тех сокровенных ее уголков, где вместо дымящегося индустриального пейзажа можно увидеть, как оставляет на затянутой ряской поверхности воды темную дорожку усатая морда ондатры, трусит по опушке, волоча пушистый хвост и принюхиваясь, лисица, встает на дыбки посреди желтого овса потревоженный медведь, а вместо грохота электропоездов, трамваев и машин услышать перекличку журавлей перед восходом солнца…
После быстротечных дней сезона охотник, убрав ружье и охотничьи принадлежности, будет еще долго вспоминать ночевки в лугах у стога сена, запах дыма и веселые искры охотничьего костра, шелестящий свист крыльев и темные силуэты внезапно вынырнувших из утреннего тумана шилохвостей, громкий всплеск уток, разбивших зеркало воды после удачного дуплета. А владельцу гончих не раз увидятся картины осеннего леса с пестрым ковром опавших и еще не успевших поблекнуть листьев, ярко зеленеющие на фоне берез островки молодых елочек и возбужденно мелькающего среди них багряного русского выжлеца. И снова представится, как беляк выскочит почти из-под ног, как заревет «по зрячему» гончак, а заяц, мелькая белыми «штанами», исчезнет в мелочах у горелого болота. Как гон будет долго кружить среди частокола осинника, выворотов, болотных кочек, пока, наконец, заяц выкатит на сосновую гриву, где после выстрела кувыркнется и растянется в зеленом брусничнике…
Охота — путь познания не только родной природы и географии отечества, но и традиций, обычаев, языка народа, то есть того, что составляет и формирует культуру и дух нации. Вспоминаю,[1] как однажды, еще студентом, набродившись вдоволь с ружьем по тростниковым займищам Барабинской лесостепи, я еле доволочил ноги до одного из тех сибирских трактов, на которых в августовскую пору, проезжая, автомашина оставляет длинный шлейф густой пыли, похожий на дымовую завесу. Шофер попутки затормозил. Подав сидящим в грузовике женщинам связку кряковых уток, я влез в битком набитый усталыми и черными от пыли людьми кузов, и машина снова загромыхала по разъезженной грунтовке. В лицо пахнуло холодом наступающей ночи, смешанным запахом пыли, степных трав и озерной воды. Сначала попутчики молчали, глядя на догорающую полоску зари и поднимающуюся над озерами пелену тумана. Потом кто-то из женщин запел «Рябинушку», все подхватили, и грустная, знакомая с детства мелодия сжала сердце, а к горлу подкатил комок от радостного ощущения быть частицей своей земли и своего народа.
1
Здесь и далее в главах I, II, III, написанных А. В. Сицко, использованы личные воспоминания автора — специалиста-охотоведа, профессионала охотника-промысловика.