Теперь я понял, почему Бернштейн не похож на других торговцев с Мексикоплац. Как всякий, кому в жизни пришлось столкнуться с несправедливостью, он ценил свою особость. Даже одевался иначе. Всегда в отглаженных вельветовых брюках и пиджаке. По сравнению с другими торговцами, он смотрелся английским лордом и, надо сказать, разговаривали с ним соответственно.
Но был у него еще один секрет, обнаруженный мною совершенно случайно. Или, как сказал бы Бернштейн, по прихоти судьбы.
На пятый день моей работы Бернштейн ненадолго отлучился. Я остался присматривать за магазином и от нечего делать принялся собирать что-то из «Лего». В детстве мне так и не довелось подержать в руках эти кирпичики, и теперь вдруг проснулось желание наверстать упущенное. К тому же незадолго до этого мне попалась на глаза статейка о том, что игра с конструктором помогает мужскому мозгу расслабиться.
Я был настолько погружен в свое занятие, что не заметил, как в магазин кто-то вошел. Только когда этот кто-то встал прямо перед моим прилавком, я поднял голову и увидел молодую женщину, одетую довольно необычно. На ней были сапоги, брюки для верховой езды, и вообще она выглядела так, словно только что галопом прискакала сюда на лошади. Она оглядела меня с ног до головы и кивнула, будто ее подозрения подтвердились.
— Примерно таким я вас себе и представляла, — сказала она. — Слишком юным, неопытным, одним словом, инфантильным.
— Простите?
Я был поражен, что совершенно не знакомая мне женщина, очевидно, знает меня, и смог пробормотать лишь маловразумительное «простите?»
Она указала на собранную мной конструкцию и совершенно спокойно продолжала:
— Этот прямоугольник сильно напоминает бассейн, который вы вместе с другими неудачниками выкопали в Лайнце. Впрочем, если вы таким образом пытаетесь преодолеть неприятные воспоминания, я готова взять обратно слово «инфантильный». Юность и неопытность остаются.
Я оглядел свое сооружение. Оно и впрямь представляло собой прямоугольник, по форме напоминавший бассейн.
— Такое впечатление, будто вы знаете обо мне все. Можно поинтересоваться, откуда?
— Йозеф Бернштейн отнюдь не из тех, кто «молчит, как могила». На работу он вас взял потому, что вы якобы счастливчик. А так как по этой части у него явно не все дома, вопрос о вашем трудоустройстве решился за несколько секунд. Ловко вы это провернули, Вальдемар.
— Вовсе не я, а мой друг Болек. Откуда вы знаете, как меня зовут?
— Догадайтесь с трех раз. Ваше имя — первое, что сообщил о вас Бернштейн.
— Могу я спросить, как вас зовут?
— Нет. Самое время сменить тему. Позовите Йозефа. Мне нужно с ним кое-что обсудить.
— Боюсь, ничего не выйдет. Его сейчас нет.
— Не может быть. Мы же договорились о встрече.
— В это время шефа всегда нет. Любит немного прогуляться по Мексикоплац.
— Шеф? — Она вертела словечко на языке, будто хотела хорошенько его распробовать. — Впечатляющее слово. Вам бы разок посмотреть, как ваш шеф трижды стучит по дереву, чтоб не сглазить, или плюет через левое плечо, встретив на улице черную кошку.
— Шефу пришлось многое пережить.
— Возможно. И вскоре переживаний еще прибавится.
Она посмотрела на часы:
— Когда он вернется?
— С минуты на минуту. Подождите его.
Она улыбнулась мне приторно-сладко.
— Ну уж нет. Лучше я пешком отправлюсь на Луну, чем хоть минуту стану ждать мужчину. Передайте ему кое-что!
— Конечно.
— Отлично! Дайте мне, пожалуйста, Барби.
Она указала на куклу, стоявшую позади меня на полке.
— В ананасовом платье? С удовольствием.
Я протянул ей куклу. Она взяла ее в руки и уставилась на нее с явным отвращением. Все-таки женщины — великие актеры. Вот они улыбаются, а уже через секунду у них вдруг делается такое лицо, словно под блузку заползла змея.