— Конечно. Но как я найду его среди двух миллионов музейных смотрителей?
— Он священник в костеле.
— Вы дружите со священником?
— Когда приспичит, и черт дышит ладаном. Так вот, увидишь его, скажи: «Пакет давно прибыл». Запомнишь?
— Легко. Нет проблем.
— Ну вот, я поведал тебе все, что знал сам. Вернешься, расскажешь.
— Конечно.
Пан Кука меланхолически указал на полупустую бутылку.
— На этом месте и прервемся. И если тебе больше ничего от меня не нужно, иди собирай чемоданы. Что-то я подустал.
Я поднялся и поблагодарил его.
— Я слышал, что люди о вас говорят. Они неправы. Когда я вернусь, я непременно все вам расскажу, да еще и бутылку принесу.
— А иначе я тебя на порог не пущу, — пан Кука устало махнул рукой в сторону кухни. — Выход найдешь. Твой старый приятель Кука живет не во дворце, верно?
Я хотел было пожать ему на прощание руку, но он, очевидно, не придавал значения такого рода формальностям и спрятал руки под стол. Я только сказал «до свиданья» и двинулся к двери.
Когда я уже поворачивал ручку, он вдруг крикнул:
— Постой! Чуть не забыл самое главное.
Он выкарабкался из-за стола и подошел ко мне.
— Раскрой ладонь, — попросил он.
Я выполнил его просьбу, и пан Кука вложил в нее какую-то серебристую вещицу.
— Бензиновая зажигалка, — сказал он. — Она сломалась, но как талисман работает отлично. Совет номер четыре гласит: не езди на Запад, не подстелив соломки.
Я хотел отказаться, но пан Кука так настаивал, что взять подарок пришлось.
— Спасибо огромное, — сказал я. Мне не удалось выдавить из себя ничего, кроме этого самого «огромного спасибо». Но я был просто сражен: пан Кука, бедный, как церковная мышь, делает мне подарок! Все остальные слова просто вылетели у меня из головы. Я сунул зажигалку в карман и покинул его жилище, не подозревая, сколь тяжкими окажутся последствия его советов.
Два дня спустя в теплый июньский вечер я уже стоял на автовокзале. Чтобы отыскать «Мечту путешественника», рекомендованную паном Кукой, пришлось обойти всю площадь. И меня чуть не хватил удар: ведь рюкзак, набитый банками с консервированным тунцом, которым я собирался питаться в Вене, весил целую тонну, а я отнюдь не штангист.
В конце концов, я обнаружил нужный автобус возле рекламного щита кока-колы. С первого же взгляда стало ясно: пан Кука кое о чем умолчал. По виду автобус больше всего походил на опрокинутый холодильник, к которому кто-то по-быстрому приделал четыре колеса. Кузов во многих местах был покорежен, а сзади вообще имелась очень странная вмятина, по форме в точности совпадавшая с человеческой головой. Мне захотелось убедиться, что я пришел по адресу, и я обошел вокруг автобуса. Сбоку под толстым слоем грязи виднелась надпись: «·еч·а ····шест·ен··ка».
Догадаться, что это значит, почти так же просто, как и вычислить, что неоновые буквы над входом в автовокзал — «·аршав···· в··во··ал» — означают «Варшавский автовокзал». Было похоже на какую-то детскую игру. По статистике, мы, славяне, самые тренированные кроссвордисты в Европе.
Шатаясь, я влез по ступеням в автобус. В нем оказалось полно народу, хотя снаружи никого видно не было. Как всегда я оказался последним. Я подошел к водителю, совершенно лысому мужичку лет сорока, который, глядя в зеркальце заднего вида, самозабвенно выдергивал пинцетом волосы из ноздрей, и сказал:
— Простите… Я хотел бы купить билет до Вены.
— Восемьдесят шиллингов, — пробормотал тот, не отрываясь от зеркала. Мне показалось странным, что приходится расплачиваться шиллингами, — ведь мы пока никуда не уехали. Но, может быть, так и надо. Я достал деньги и отсчитал нужную сумму.
— А туда и обратно сколько? В два раза больше?
— Кажется, у нас свой Эйнштейн объявился!
Он выдрал из носа особенно толстую волосину и стал рассматривать ее на свет.
— Куда положить деньги? — спросил я.
— Все равно.
Я положил их возле руля. Хотел было еще спросить, когда мы прибудем в Вену и все такое, но он, похоже, принадлежал к тем натурам, которые не любят, когда их отвлекают во время косметических процедур.
Я развернулся и прошел в хвост автобуса в надежде отыскать свободное место. Мне пришлось продираться через кучу сумок, загромоздивших проход. Изо всех сил я старался на них не наступать — ведь мы, славяне, чертовски трепетно относимся к личной собственности. А пассажиры этого автобуса, как мне показалось, относились к своим вещам еще трепетнее, чем в среднем по стране. Особенно некоторые мужчины в серых шерстяных свитерах. Эти, все как один, были отлично сложены и сидели друг за другом вдоль прохода. Двое или трое из них мне улыбнулись, показав, что ценят мою осторожность, и я заметил, что кое у кого не хватает зубов, совсем как у пана Куки. Правда, было непохоже, что они потеряли зубы, гоняясь на роликах по универмагу с замороженными индюшками под мышкой.