— Какое грязное покрывало! — крикнула она, пуская в дело зубы. — Сюда вообще хоть уборщицу зови, а Лотару руки даны только для воровства. Маленький воришка ужасно ленив.
— Откуда вы знаете, если сегодня увидели его впервые в жизни? — прокашлял я.
Она издала тихий стон:
— Чуть правее, так, еще чуть-чуть, — и она продолжала: — Знаешь, мы все тебя немножко надули. Ты не станешь сердиться? Я знаю ребят уже давно. Они попросили меня сегодня к вам заглянуть.
И вдруг я перестал вообще что-либо слышать. Гроза в конце концов разразилась. Когда Ала это почувствовала, она начала раскачиваться из стороны в сторону и стонать:
— Да! Нет! Да! Нет! — потом дважды шлепнула меня ладонью по голове.
Когда я открыл глаза, она с любопытством разглядывала мое лицо. Я дышал так, словно только что пробежал стометровку. Она погладила меня по щеке.
— Так вот, они сказали, чтобы после этого я обязательно повернулась к тебе спиной. Они там что-то для тебя написали. Прочти, пожалуйста, вслух, чтобы я тоже слышала — просто умираю от любопытства.
Она поцеловала меня в лоб, но только для проформы, потом быстро встала. Повернулась ко мне спиной и подставила свою попу. На пару сантиметров выше ягодиц шариковой ручкой почерком Болека были нацарапаны две строки.
Я наклонился вперед, потому что у меня все еще что-то прыгало перед глазами и громко прочел:
— Не торопись, Казанова. Все-таки у тебя сегодня день рождения. Болек и Лотар.
Получив такой подарок от друзей, я решил и сам себе тоже сделать подарок. Отправиться туда, где хоть какое-то время буду избавлен от необходимости лицезреть их обоих. А то после посещения Алы оба моих соседа стали вдруг подвержены странным приступам остроумия. Что бы я ни делал, на их физиономиях вдруг появлялись необъяснимые ухмылки. Стоило мне выйти на кухню, на Лотара, жевавшего в этот момент бутерброд с лососиной, вдруг нападала икота. Едва я возвращался в комнату, Болек, уставившись в телевизор, начинал ухмыляться, хотя там на самом деле шел фильм ужасов. Когда я сказал им, что, по-моему, торт со свечками был бы не хуже, от их хохота чуть не развалился дом.
Пришлось на несколько часов убраться из дома — туда, где я с гарантией мог не видеть никого из них. И я пошел в музей.
Вообще-то я люблю музеи хотя бы уже за то, что по всему миру они одинаковы. И в Бразилии, и в России музейная экспозиция всегда начинается с каменного века и заканчивается Второй мировой войной. Вот и в Венском музее все было именно так. Только там необычайно много экспонатов, относящихся к каменному веку. Даже есть специальный зал, в котором устроена настоящая пещера доисторического человека. Парочка обитателей каменного века, одетых в шкуры, сидит возле очага, в котором горит пластмассовый огонь. С первого же взгляда ясно, что эти двое стоят у истоков западной цивилизации, а не восточной. Шкуры идеально чистые, а волосы — так густы, будто их каждый день моют шампунем от перхоти. Если этого доисторического парня побрить и одеть в приличный костюм, то, покидая музей, он бы мог преспокойно сойти за обычного туриста, и охранники только и сказали бы ему вслед: «До свидания, синьор». Лично я провел там почти целый час и все никак не мог наглядеться на эту парочку, но в основном, конечно, на женщину. Она стояла на коленях перед очагом и смотрела стеклянными глазами на искусственный огонь. Казалось, она погружена в древние, как мир, мысли, высказать которые она не в состоянии, потому что у доисторических людей гортань была еще плохо приспособлена для речи.
И хотя я знал, что скорее всего никогда больше не увижу Алу, я представлял себе, как было бы здорово, если бы на месте этой доисторической парочки были мы с нею. В конце концов, фигура у меня в тех условиях была бы не хуже, чем у ее дружка с волосатой грудью. Я бы ходил на охоту и каждый день приносил домой косулю, а она жарила бы мою добычу на огне. Нам подошла бы любая пещера. В Вене или в Варшаве, но лучше все-таки — в Нью-Йорке. Важно только, чтобы в окрестностях водилось много дичи, а по соседству жили еще несколько миролюбивых неандертальцев. То обстоятельство, что наши гортани были бы не приспособлены к связной речи, мы постарались бы возместить жестами или просто взглядами друг на друга. Мы регулярно занимались бы доисторическим сексом, и подходящий для этого камень выбирала бы она. Мы бы гуляли и иногда заходили в гости к другим парочкам. Единственной проблемой могла стать нехватка времени. Доисторические люди редко доживали до тридцати. Мы завели бы семью уже лет в пятнадцать, а к двадцати должны были родить детей, чтобы успеть научить их всему, что должны знать доисторические люди. Ведь я никогда не простил бы себе, если бы мой единственный отпрыск погиб под ногами мамонта только из-за того, что по своей лености я так и не объяснил ему, мол, от мамонта лучше держаться подальше. Зато у нас хватало бы времени, чтобы по вечерам вылезать из пещеры и, сидя у входа, разглядывать звезды. В такие моменты мы с ней, конечно, молчали бы, потому что и в каменном веке люди не пытались выражать словами по-настоящему важные вещи. Даже если бы их гортань была для этого приспособлена.