— Конечно, — ответил я, не прекращая возиться с коробками. Я немного нервничал, опасаясь, что Ирина проболталась ему о нашей встрече в музее. Впрочем, тогда Бернштейн вряд ли доверил бы мне магазин.
— Вы и вправду приносите счастье, Вальдемар, — он положил ключи на прилавок. — Не забудьте, пожалуйста, запереть нижний замок и отнести в банк жестянку. Сегодня четверг.
Он замолчал, наблюдая, как я раскладываю коробки. Казалось, он хочет сказать что-то еще:
— Вы помните молодую женщину, которая приходила две недели назад? Когда меня не было? — спросил он.
— Смутно, — соврал я.
— Я еду с ней за город на несколько дней. И думается мне, возможно, в последний раз. Держите за меня кулаки. До понедельника.
Он развернулся и вышел. Я стоял, глядя ему вслед, пока он не сел в машину. Потом поднял очередную коробку «Лего» и тупо уставился на крышку. На ней был изображен правильный четырехугольник. Точно такой, какой я построил перед первой встречей с Ириной. Я изучал его долго и очень внимательно.
Ровно в шесть я запер магазин и закрыл ставни. Обычно я иду домой пешком, потому что живу в десяти минутах ходьбы. Но в тот день мне показалось, собирается дождь, и я спустился в метро. В метро я не ездил уже целую вечность и сразу же запутался: пошел по лестнице не к платформам, а к вентиляционной шахте. В Вене возле станций метро полно таких тупиков, интересных разве что для голубей. Поняв свою ошибку, я развернулся и собирался было снова подняться, но тут на лестнице показались еще двое. Очевидно, они тоже заблудились, потому что, оказавшись внизу, вели себя ничуть не более уверенно, чем я. Они повернулись ко мне, и мы уставились друг на друга.
Это оказались те самые скинхеды, которых Болек отдубасил месяц назад. Узнав меня, они стали испуганно озираться по сторонам в поисках Болека. Потом подошли ко мне, и тот, у которого на куртке было написано «Начало конца», спросил:
— Сегодня ты вышел совсем один?
— Нет, — соврал я. — Тот, большой, покупает билеты и скоро придет.
— Да вы никак бросили ездить зайцем? — осведомился владелец куртки с надписью «Отстой».
Только сейчас я заметил, что рука у него в гипсе: он постучал им по стене.
— Бросили. И давно.
Они замолчали и снова огляделись по сторонам. Потом «Начало конца» наморщил лоб и спросил:
— А чего это ты ждешь товарища не на платформе?
— Мы всегда встречаемся здесь.
Они переглянулись. «Начало конца» посмотрел на часы:
— Чего ж он не идет?
— Не волнуйся. Придет.
— А я и не волнуюсь. С чего бы?
Они приблизились. Сперва на один шаг. Потом еще на один. «Начало конца» стоял теперь прямо передо мной, а «Отстой» держался несколько позади. Я скосил глаза в сторону выхода и увидел вверху треугольник серого неба. Ни единого человека. Внезапно я рванул с места, как ракета, и был уже почти на лестнице, когда вдруг споткнулся и растянулся во весь рост. Жестянка с недельной выручкой выкатилась у меня из кармана прямо под ноги «Отстоя».
Тот поднял ее и стал с любопытством рассматривать:
— Эй, гляди-ка, это не пиво.
— Покажи, — «Начало конца» взял банку и потряс. — Похоже, там внутри бумажки.
Я поднялся и сказал:
— Бухгалтерия.
«Начало конца» изобразил удивление.
— Ты вроде хотел бежать, — он указал на лестницу. — Пожалуйста, путь свободен.
— Только с бумагами, — сказал я.
— На что они тебе, если это такая скука?
— Да мне-то наплевать. Но хозяину они очень дороги.
— Потому, наверное, что никакие это не бумаги, а что-то совсем другое. Может, деньги?
— Ну уж денег там, конечно же, нет.
— Тогда мы, пожалуй, прихватим баночку с собой?
Я наморщил лоб, будто раздумывая над их предложением. Потом резко подпрыгнул и попытался выхватить ее у «Отстоя». Произошла потасовка, во время которой все мы выглядели не лучшим образом. Я получил удар в живот, выпустил банку и отступил на пару шагов. Скорее от удивления, чем от страха.
«Начало конца» подошел ко мне и заглянул прямо в глаза.
— Жить надоело или как? — поинтересовался он. Но голос его дрожал — он боялся, что всерьез меня покалечил.
Я согнулся пополам, будто от невыносимой боли, и простонал:
— Господи, да ты выпустил мне кишки.
— Не ври! У тебя даже синяка не останется. Вот нам было действительно больно — гляди! — и он указал на сломанную руку товарища. — Мизинец никогда уже не будет двигаться, как прежде. А мне твой громила заехал прямо по яйцам. Я узрел все мыслимые созвездия. Разве так можно себя вести?