В церковь меня привезли в багажнике. Эти ребята вызывают у меня большое уважение. Не могу взять в толк, зачем они так носятся с убийцей своего друга. Почему бы не отправить меня сразу в ад? Или это он и есть?
«Тебе предстоит пройти через врата ада».
В церкви пусто. Мистер Т. ушел в свой офис. Возвращается он в забавной белой курточке, перехваченной черным поясом, и босой. Он подходит ближе, и тут я понимаю, что он так оделся не то для схватки на татами, не то для бала-маскарада. В японском стиле. Есть в этом что-то залихватски гейское. Каратист в женском наряде.
Торчер велит мне следовать за ним по коридору. Справа от входа обнаруживается темно-красная дверь. Через нее мы входим в кубообразную комнату примерно 5x5x5 метров. Потолок очень высокий, стены белые и маленькие окошечки под потолком. Посреди комнаты стоит массивная квадратная колонна белого цвета. На полу матрасы в красных синтетических чехлах. И застоявшийся запах пота.
— Снимай ботинки, рубашку и штаны, — обращается он ко мне, запирая дверь и включая свет.
Сейчас меня будут насиловать по-японски.
— Как ты, вероятно, слышал, мир состоит из рая и ада. Их разделяет Великая огненная стена. Она тянется от Эдема до наших дней, от глубочайших угольных шахт до кончиков пальцев нашего Творца. НИ ОДНА ПТИЦА НЕ ПЕРЕЛЕТИТ ЧЕРЕЗ НЕЕ. Ни одна рыба не проплывет под ней. Ни одна душа не просочится через нее! — вдруг выкрикивает он громовым голосом и тут же шепотом добавляет: — Но есть в ней маленькие врата…
Он наматывает круги вокруг колонны, тяжело дыша, этакий маньяк из блокбастера. Почти все с себя сняв, я складываю одежку в углу. От меня самого идет запашок; который уже день на мне эти черно-белые «боксеры» из замечательной коллекции мистера Маака. А Горчер снова вещает:
— Ты ведь слышал про Золотые Врата? Все твердо рассчитывают в них войти. Даже грешник из грешников уверен, что войдет в Золотые Врата. Э нет. — Его указательный палец проделывает в воздухе запретительные мановения, а сам он все быстрее кружит по комнате. — Все думают, что после смерти они попадут в рай или в ад. Не-ет. ОНИ УЖЕ ТАМ! И ты тоже. Ты или в раю, или в аду. Тыкаться то туда, то сюда не получится. Никакого промежутка. Никаких компромиссов! Так что, друг мой, ТЫ В АДУ! И, чтобы попасть в рай, тебе сначала надо выбраться из ада. Чтобы войти в Золотые Врата, ты сначала должен выйти из ВРАТ ПРЕИСПОДНЕЙ!
Неожиданно он переходит на отеческий тон:
— Скажи мне, Томислав… мой дорогой Томислав… Почему, по-твоему, все парадные входы, такие, как в банках или церквях, имеют двойные двери? Почему делаются двойные двери?
— Я не знаю… Чтобы труднее было… убежать?
— Чтобы воздух внешний и воздух внутренний не смешивались. Первая дверь закрывается, прежде чем откроется вторая. Идеальная система. И тот же принцип действует в отношении двух врат. Золотых и огненных. Кому понравится обжигающая ноздри воздушная волна из ада в нашем кондиционированном раю? Поэтому сейчас тебе предстоит покинуть АДСКИЕ ВРАТА! — Взвыв, как сербский генерал, очумевший от порохового дыма, он вдруг прыгает на меня в стиле Джеки Чана и с каким-то восточным боевым кличем засаживает мне в фейс правой ногой. Губы мои лопаются, точно воздушный шарик, заполненный кровью.
У-Ё!
И тут же, получив по затылку кулаком, как кирпичом, я оказываюсь на полу. Кровь заливает матрасы. Моя душа наполовину покинула этот мир через те самые блядские врата, но тут наш рупор библейской мудрости хватает меня за уши и давай в них заливать огнекипящую благую весть:
— БАЛКАНСКИЙ СУЧОНОК! МРАЗЬ! ПОДЛЫЙ УБИЙЦА! ГРЯЗНАЯ СВИНЬЯ! ИЗВЕРГ РОДА ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО! ДЬВОЛЬСКОЕ ОТРОДЬЕ! ВСЕЛЕНСКАЯ ПОМОЙКА!
Приподняв меня за уши, он практически нокаутирует меня своим библейским лбом, а когда мне все же удается встать на четвереньки, я получаю от него ногой в пах. После второго пинка я уже не поднимаюсь. А он прыгает мне на спину всем своим весом, словно победитель в борьбе без правил на арене Мэдисон-сквер-гарден, и, стиснув горло одной рукой, другой начинает откручивать мне голову. Ну ни фига себе. Чтобы меня так отделывал священник!
Нет, это выше моих сил.
Во мне пробуждается испытанный боец хорватской армии и, встав во весь рост, как Тито из могилы, берется за дело. Мгновение — и вся моя слабость, физическая и ментальная, улетучилась. Вконец истощенный, я превратился в голодного вепря. Я прокусываю ему руку до кости и резким поворотом вокруг своей оси сбрасываю с себя говнюка. Он шмякается на пол, багровый от боли, а я накидываюсь на него сверху, как разъяренная гейша на любовника, посмевшего прийти на свидание в пидорской распашонке. Потом беру за горло и начинаю сдавливать сильнее и сильнее, точно удавкой. Я уже готов успокоить его навсегда, но тут передо мной вырастает товарищ Тито. В маршальской форме, с головой Муниты в руках. Я закрываю глаза и пытаюсь стряхнуть наваждение. Снова открываю — все те же. Голова и маршал. Маршал и голова. Усиливаю хватку на горле священника-каратиста — картинка отчетливее. Ослабляю — картинка исчезает. Снова сжал — наваждение вернулось. Прям как пластиковая игрушка, которая пищит, когда ты на нее надавливаешь. Что бы это значило? Глава моего государства с головой моей любимой…