Я подытоживаю свои впечатления от преподобного Дэвида Френдли на основании его письма и внешности. Он не выглядит типичным телеевангелистом-южанином, этаким шулером на ниве Христовой. Скорее искренним. Вряд ли он заслуживал смерти в сорок лет. При всей своей гомофобии. По какой шкале ни суди, душеспаситель перевешивает вдовопроизводителя. К тому же один ребенок у него инвалид, а другой приемный. А теперь они остались круглыми сиротами. По большому счету мне следовало бы их усыновить.
На следующий день Ханна ставит точки над «i». Я прочел письмо, я видел фото? Да, отвечаю.
— Он был достойным человеком, — говорит она. У глаз появились морщинки, в голосе же ни намека на обвинение.
— И потерял жену?
— Нет. Она попала в аварию, и ее пара… Как это сказать?
— Парализовало?
— Вот-вот. Она прикована к инвалидному креслу.
— Но Гудмундур мне сказал, что она умерла.
— Нет-нет. Она чуть не умерла, но затем, кажется, пошла на поправку.
— Так. И у них двое детей?
— Да. Оба усыновленные. Младший из Гамбии. И второй, в инвалидном кресле.
Нифигос. И инвалида усыновили. Это ж какими, блин, святыми надо быть? И теперь у них восемь колес на семью…
— Вы не хотите им написать? — спрашивает меня миссис Торчер.
Вот уж нет…
— Может быть.
— Разумеется, вы не должны говорить всю правду. Скажите, что вы знали отца Френдли как проповедника, что до вас дошел слух о его смерти… и что вам жаль.
Пауза. Мы встречаемся взглядами. Я и Мать Земля.
— Если вам жаль, — добавляет она.
— Да, конечно жаль.
— Это хорошо. Вы исправляетесь.
А теперь десерт. Она гладит мою щеку своей большой белой ладонью. Своими сильными нежными пальцами. Если бы это происходило в кино, я бы тут же облапил ее руками Тома Круза и мы набросились бы друг на друга, как двое путешественников на грейпфрут после недельного блуждания по пустыне, а потом я сорвал бы с нее одежду, и в следующем кадре мы бы уже занимались любовью по-библейски на моей ветхозаветной кровати. Фильм назывался бы «Троица», такой любовный треугольник: грешник, священник и его жена.
— Мне кажется, вам было бы полезно написать им.
— О’кей. Я подумаю.
Собственно, мне следует написать еще шестидесяти шести вдовам. Одно стандартное покаянное письмо.
Дорогая миссис __________
С огромным сожалением и печалью имею Вам сообщить, что это я убил Вашего мужа. Разумеется, я отдаю себе отчет в том, что Вашего избранника жизни заменить невозможно и, каким бы глубоким ни было мое соболезнование, оно его не воскресит. Тем не менее я хочу, чтобы Вы попытались вникнуть в мою ситуацию. В момент ликвидации Вашего мужа я был профессиональным киллером в некой национальной организации. Убийства составляли мой единственный источник дохода. Между 2000 и 2006 гг. я убил шестьдесят семь человек. Ваш муж был лишь одним из многих.
Мистер __________ стал жертвой № __.
Могу Вас заверить, что его смерть явилась одной из самых памятных в моем списке. Ваш муж был славным человеком. Он умер с большим достоинством и ни разу не пожаловался на судьбу.
Вместе с тем я счастлив сообщить Вам, что я решил проложить новую тропу в лесу под названием Жизнь. С мая 2006 года я с этим завязываю. Киллерство, без сомнения, одна из самых тяжелых профессий. Физическая нагрузка и психологическое напряжение велики, не то слово. В общем, с меня довольно. Таким образом, могу Вас заверить, что если Вы нашли нового спутника жизни (в каковом случае я Вас искренне поздравляю), смерть от моих рук ему не грозит.
Искренне Ваш,
В письме я последний раз употреблю отцовскую фамилию. Я решил ее похоронить. В общем, моя попытка суицида не совсем провалилась.