В меню указаны только мясные блюда. Сырые телеса, слегка зажаренные телеса, по-прибалтийски, по-чешски, по-русски. Цены высоки, как шест в центре сцены, но наш толстый друг делает для людей Гуд-Ни 50-процентную скидку.
— Вы ее заслужили! Вы строите новую Исландию! — восклицает он. Щеки красные, глаза сияют.
— Есть черная? — интересуется Балатов.
— Черная русская? — хохочет Густи и вдруг, осекшись, щелкает в воздухе пальцами.
Стройненькая карибская принцесса, жемчужноглазая девушка пятого дня, выходит из угла, темного, как ее кожа, и наш черноморец тут же заказывает бутылку шампанского. Я же беру большую кружку пива у стойки бара и наблюдаю оттуда за разбредшимися товарищами, каждый из которых по-своему пестует свое сексуальное одиночество.
Зазвучала новая песня. «Здесь стало как-то жарко, / Не хочешь ли раздеться?» Старый хит Келли. Или Нелли. Может, даже Белли. Залезая языком в дырку, оставшуюся после выбитого зуба, я поглядываю на танцовщицу. Та срывает свои стринги, и миру является… жалкий кактус. Поколение «Жилетта» превратило секс в какую-то хирургическую операцию. Я мысленно говорю «Скал!» всем своим волосатым королевам и вспоминаю чернющие влажные джунгли моей Муниты. «Кто-то должен думать об озонном слое!» — любила она шутить.
Похожая на нее девица подходит ко мне и на плохом английском спрашивает, нельзя ли «меня выпить». Звать ее Ангелкой, это при ее-то цыганистой внешности. Ангелка, толстогубая смуглая мать двух здоровых сисек, свой маленький росточек поправила с помощью высоченных каблуков. Она, конечно, являет собой жалкую копию Муниты — девушка шестого дня, мысленно определяет ее старина Токсич, — но, по крайней мере, голова у нее не отделена от туловища. Чтобы потянуть время, я поддерживаю ее щебетанье на тему ее свежих впечатлений о Коп-Воре, а сам не свожу глаз с девушки третьего дня, красавицы-латышки по ту сторону барной стойки. Ее удивительная схожесть с Ган заставляет меня поежиться.
Вечная история.
Вспомнив про Густи и его щедрое предложение, я спрашиваю у смуглой Ангелки, могу ли я удвоить порцию. Можешь, отвечает она и подмигивает латышской Ган. Та подходит в своем синем сатиновом платье, с чувственной улыбкой, обнажающей мощные скобки на зубах, сработанные на славу балтийскими мастерами. За это мне могли бы дать дополнительный дисконт, но я уже и так получил 50 % скидки. Я выкладываю на барную стойку свою новенькую кредитную карточку, подаренную Торчером (и обеспеченную за счет церковных пожертвований кассирш, работающих в разных супермаркетах в поте лица своего), и наблюдаю за тем, как официантка, совсем недавно завязавшая со стриптизом, судя по вываливающейся из выреза груди, облегчает мой баланс на сумму, равную двухмесячной ренте в отеле «Ударный труд», в обмен на бутылку, сулящую двадцать минут двойного удовольствия. Не удивлюсь, если это самое дорогое вино в истории человечества.
Я иду за четырьмя высокими шпильками вдоль занавешенных кабинок. В одной из них Балатов изо всех сил торгуется за последнюю каплю черного шампанского, готовый за нее отдать свой последний «крем для битья». Чем глубже пещера, тем темнее, однако музыка тише не становится. Пришло время Бейонс. Она поет вместе с Джей-Зи. «От любви без ума».
В конце коридора Ангелка открывает шторку, и мы оказываемся в довольно откровенном интимном пространстве: уютненьная кушетка и здоровая коробка «клинекса». Блондинка, назвавшаяся Инной, бесшумно открывает бутылку и разливает вино по бокалам: три струи, равные трехмесячному заработку моей матери за проведенные на ногах шесть дней в неделю, по десять часов в день, в скобяной лавке города Сплита, где она делает для клиентов дубликаты ключей, а еще по-тихому выносит им заветные патроны 765-го калибра, надежно ею припрятанные.
Пожалуй, надо бы ей сказать о моем духовном перерождении.
Я падаю в кресло. Ангелка начинает совершать телодвижения, пока Инна, присев рядом, массирует мое колено. Не иначе как выполняет приказ Гуд-Ни. Чувствуется, стриптизерша тоскует по своему шесту, как прыгунья по своему. Но кто ж станет возражать против танца без шеста, ежели с раздеванием? Уж точно не я, хотя на моего парня в штанах это не производит впечатления. Где стоячая овация? Есть повод для беспокойства. Я покупаю ему самую дорогую девушку из всех, с кем ему доводилось иметь дело, и первый для него «сэндвич» за несколько лет, так что, будь любезен, соответствуй. Мое сердце кровью обливается при мысли о трудолюбивых кассиршах, щедрых прихожанках церкви преподобного Торчера. Их пожертвования не должны пропасть даром, слышишь?