Я опять как на войне. Выкрикиваю приказы на хорватском, с оружием в руке, и что-то сочится из открытой раны. Здоровяк водила занимает своим телом почти всю каменную домовину. Рядом с ним Нико кажется худенькой женушкой; она поняла, что ее собираются предать земле вместе с мужем, и в ее глазах написана мольба: «Лучше вы меня оттрахайте!»
— МОРДОЙ В ЗЕМЛЮ! — кричу я им несколько истерично.
Я направляю дуло вниз. Передо мной две задницы. Они так и просят, чтобы их запаяли свинцом. Логический конец. Убийцы Муниты заглядывают ей в глаза. Встреча острова-рефрижератора с холодильником. Я уже готов нажать на спуск, как вдруг недвижимый ночной воздух рассекает порыв ветра. Я быстро оглядываюсь. Никто не приближается, никто не удаляется. Просто над полями вулканической лавы пронесся ветерок и распахнул чудесную лунную дверцу…[69]
Аминь.
Я молча киваю головой, провожая долгим взглядом своих бывших дружков. Они лежат в расселине ничком — два джентльмена, слишком прилично одетые для общей могилы. А затем прощаюсь с ними по-хорватски односложно:
— Bok.
И, развернувшись, хромаю к машине. Пах кричит, сердце колотится, а душа поет «аллилуйя».
Глава 35. Привет из Сербии
Человек, сидящий за рулем «Ауди», не может не чувствовать себя счастливым. Успех наградил вас мягкими кожаными сиденьями и приборной доской не хуже, чем у летчика. Мне повезло еще и в том, что здесь автоматическая передача; я на глазах терял чувствительность в левой ноге и вообще в левой половине. Мои брюки, насквозь мокрые от крови, мочи или еще каких-то выделений, грозили вот-вот затопить мою левую кроссовку. Интересно, пуля из меня вышла? Ощущение, будто она торчит в мочевом пузыре, как затычка в ванне.
Мучительно проковыляв метров двадцать, я обернулся и встретился взглядом с двумя идиотами. Их макушки торчали из каменной могилы, как головы баранов, застрявших в яме. А в ошарашенных глазах немой вопрос: почему ты нас не убил? В этом вопросе, кажется, даже был оттенок разочарования. Я отвернулся и продолжил путь к машине. Их пистолеты я бросил в багажник, а свой сунул в карман, после чего не без труда пристроил свою боль в водительском кресле.
Я возвращаюсь тем же маршрутом. Вот уже впереди показалось вытянутое здание алюминиевого завода на берегу океана. По автостраде Рейкьявик — Кевлавик проносятся автомобили. Видно, песенный конкурс закончился…
Сенка была сербкой, слишком красивой сербкой. Я скрывал от родителей наши отношения. На самом деле ее звали Драгана, но для конспирации мы выбрали имя Сенка, намекающее на боснийские и даже мусульманские корни. Мы встречались больше года. А затем грянула война, и ей вместе со всей семьей пришлось уехать.
Когда мы взяли Книн, надо было прочесать окрестности, и я получил приказ осмотреть несколько вилл в немецком стиле. Одна из них после бомбежки осталась без крыши, с выбитыми стеклами и обгоревшими стенами. Огромный домина в три этажа. Вооруженный автоматом, я обходил комнату за комнатой. Никаких признаков жизни. И вдруг, дойдя до подвала, я услышал какой-то шум. Я с криком ринулся в боковушку, где под неказистой старой кроватью прятался сербский солдат. После того как я несколько раз выстрелил в воздух, парень выполз из-под кровати. Только он оказался девушкой. Это была Сенка. Драгана Аврамович. Она и сейчас была чудо как хороша. И даже больше, несмотря на уродский камуфляж. Она остриглась еще короче, после чего ее мальчишечье лицо приобрело немного лесбийский вид. Но родинка на месте, и соблазнительные губы, и глаза, дышащие поэзией… Мне тут же захотелось тронуть пальцем эту упругую щеку. Мы оба остолбенели. Ее шею украшал жутковатый шрам.
— Сенка?
— Томо?
Толком ничего не поняв, мы уже целовались взасос. Два солдата в форме вражеских армий. Внезапно она отстранилась и, отступив на шаг, наставила на меня штурмовую винтовку, сербскую «Заставу». Глаза ее были серьезны. Не доверяет? Я держался спокойно, хотя мой АК-47 болтался у меня за спиной.
— Хочешь меня застрелить? — невозмутимо спрашиваю ее.
— Всегда хотела.
— Почему?
— Потому что ты сволочь.
— Я любил тебя.
— Вот врун.
— Честное слово.
— Я по тебе скучала. — Губы у нее задрожали.
— Я тоже.