Следствие не задалось вопросом: а почему 10 октября свидетель Манюня Д. Д. находился дома, а не в мастерской? Между тем это обстоятельство имеет решающее значение. Защита располагает неопровержимыми данными о том, что в этот день Манюня Д. Д. находился на больничном листе по причине левостороннего флюса. Г. X. Залепухин был мало знаком с Манюней. Но, узнав о том, что человек попал в цепкие объятия болезни, он ринулся на помощь. По велению сердца, не раздумывая, Залепухин идет к больному и говорит ему: «Тебе нужна моя кожа? Возьми ее!» Все мы читали в газетах о мужественных, благородных людях, которые предлагают свою кожу для пересадки больному товарищу. Мой подзащитный — один из таких людей. В нем есть, я бы даже сказал, что-то от чеховской Чайки с ее знаменитым «Если тебе нужна моя жизнь, возьми ее». Манюня Д. Д., человек мещанского, приземленного мышления, в силу своей ограниченности был неспособен догадаться, что лоскут кожи, извлеченный Залепухиным из-за пазухи, был кожей самого Залепухина…
Прокурор: Флюс не лечат посредством трансплантации кожи.
Краковяк И. Д.: Вот вам хорошо, вы культурный, товарищ прокурор. А у моего подзащитного нет высшего образования. И на журнал «Здоровье» он не подписан. Он действует стихийно, по зову совести.
Прокурор: Образец кожи, показанный подсудимым свидетелю Манюне, имел черный цвет.
Краковяк И. Д.: Это уже интимные гигиенические подробности, товарищ прокурор, и я не уверен, вправе ли мы их касаться при открытых дверях.
Так отпадает еще один пункт обвинения.
Когда читаешь имеющееся в деле написанное полудетским почерком наивно-трогательное письмо Г. X. Залепухина к его матери, нельзя поверить, что это письмо вышло из-под пера расчетливого и циничного преступника. «Уважаемая мамаша! — пишет мой подзащитный. — Мне не повезло. Кажись, обратно заболеваю. Вроде будут оперировать. На случай послеоперационной диеты прошу вас, мамаша, насушить мне ржаных сухарей. Надеюсь, вы будете носить мне в больницу передачи, как и во время прошлой моей болезни. А я уж, как выздоровлю, вас не забуду и отблагодарю. Мамаша, еще прошу беречь, как зеницу ока, мои маленькие серенькие книжечки. Помните, что я собирал эту библиотечку, не жалея ни сил, ни времени».
Товарищи судьи! Мы читаем этот волнующий человеческий документ, и перед нами во весь рост встает нежный образ любящего, заботливого сына и страстного библиофила.
Я прошу суд учесть и то обстоятельство, что мой подзащитный очень молод. Ему не исполнилось еще и пятидесяти двух лет. У него все впереди. Вспомним, что Гете закончил своего «Фауста» в возрасте 82 лет. Можно не сомневаться, что такой талантливый и целеустремленный человек, как мой подзащитный Г. X. Залепухин, еще напишет своего «Фауста». Если, разумеется, вы не травмируете его легкоранимую душу суровым и незаслуженным приговором.
Я прошу оправдать Залепухина Г. X., хотя бы во имя его будущего «Фауста»!
Я кончил.
СТОПЕР КРИВОШЛЫК
Гражданин Всеволод Иванович Кривошлык, 1942 года рождения, вернулся в родной город после двухгодичного пребывания в исправительно-трудовой колонии и устроился работать на макаронную фабрику. Но не оттого, что обожал макароны, а потому, что так велел участковый.
Директор фабрики — пухлый, крупитчатый мужчина — сказал кошачьим тенорком:
— Вам здесь будет хорошо, Сева, — позвольте мне по-отечески так называть вас. У нас здесь, Сева, бабье царство и ужасно трудно укомплектовать приличную команду. Тем не менее мы играем на первенство города. Вообще мы, простите, Сева, за откровенность, неохотно берем вашего брата — сидельца, но когда участковый сказал, что вы — замечательный футболист, я сразу дал согласие. Надеюсь, вы внесете свежую струю, Сева, в игру защитных линий нашей команды…
Кривошлык чуть не закричал, что участковый наврал, чтобы поскорее пристроить его на работу. Кривошлык хотел тут же признаться, что сроду этой детской беготней за мячиком не занимался, но прикусил язык, чтобы не портить отношений с участковым.
Разговор этот происходил в четверг, а в воскресенье Кривошлык вышел на первую в своей жизни игру.
Его поставили на место правого защитника и сказали, что он должен нейтрализовать левого крайнего команды «Точмех» Валентина Чернышева, самого опасного форварда противника. «Вон того, чернявенького», — показал капитан макаронников.