Маленькие заложники любви
Преодолев немыслимые препятствия с ночным дежурством, взяткой кому надо и т. п., шестилетнего мальчика отдают в школу, да не простую, а с углубленным изучением математики; при этом мальчик занимается в волейбольной секции (его отвел туда папа год назад), а сейчас мама записала ребенка в музыкальную школу.
Спрашиваю у мамы: «Как живете?» — «Очень тяжело, — отвечает. — У нас каждый день после школы какие-нибудь занятия: то тренировка, то факультатив, а теперь еще и сольфеджио, специальность…» — «Ну а стоит оно того?» — «Стоит, конечно; я в свое время хотела научиться играть на скрипке, но не смогла, зато теперь мой сыночек сможет».
Произносится с искренней гордостью, радостью и готовностью героически преодолевать трудности… Вопрос, а хочет ли сам мальчик учиться играть на скрипке, причем именно сейчас, спустя месяц после поступления в математическую школу, видимо, не ставится.
Мама звонит домой: «А что тебе поставили по сольфеджио? Почему „четыре“? Перепутал гармонии? Мы же их учили!»
Произносится сердито: мы же занимались, у нас должна быть «пятерка». Вопрос, а для чего ребенку имеет смысл учиться в музыкальной школе, — чтобы научиться получать удовольствие от хорошей музыки или для удовлетворения маминых амбиций, не говоря уже о том, а хочет ли мальчик ходить в музыкальную школу, — об этом любящие родители не задумываются.
Интересно также отметить вот это «мы учили». Потом будут «наши успехи», «у нас — «пятерка»», «мы перешли в 10 класс», «мы поступили в институт»…
Мама соединяет себя с ребенком в единое целое. И делает она это не только по отношению к еще не родившемуся ребенку, когда такое объединение, по сути, правильно, и не только когда он родился (тут тоже можно согласиться с объединением), но и по отношению к подростку, молодому человеку или девушке, которые стоят на пороге выбора своей собственной судьбы — по инерции, по привычке, в силу желания продлить чудесную близость с ребенком. Как же трудно им сделать этот свой собственный выбор. Как мешает им созданное мамой общее «мы», в котором они жили на протяжении всей своей жизни. Как же нелегко им, еще только взрослеющим, еще не твердо стоящим на своих ногах, не нашедшим себя в этом мире, как сложно им разомкнуть это «мы», превратить его в «я» и «ты», почувствовать свое самостоятельное «я», которое имеет право на собственные чувства, на собственный выбор, на собственный жизненный путь.
Жизнь на поводке
Ах, если бы всем детям, выросшим в хорошей, благополучной, заботливой, любящей семье, удавалось бы легко избавляться от созависимости. Кому-то, как Владимиру Мигуле, приходится уходить из дома, уезжать в другой город или даже в другую страну, чтобы обрести чувство внутренней свободы и право на свой выбор. Увы, нередки случаи, когда преодолеть созависимость — резким рывком или мягким увеличением психологической дистанции — не удается.
Взрослые дети не всегда живут вместе со своими стареющими родителями в силу острой необходимости или проблем с жилплощадью. Бывает, что удерживает их невидимая связь, незримый, но крепкий, упругий поводок. Дернет тревожная гиперопекающая мама за поводок — и он стягивает глею, не продохнуть. А как дернет? Виной, обидой, упреком: «Я все для тебя делала. Я всю жизнь посвятила тебе. Я желаю тебе только самого лучшего…» И ведь не лжет, правду говорит. И не упрекнуть маму в ответ. И огорчить ее не хочется. А если все же не послушаешься, то в другой раз мама дернет за поводок ухудшением здоровья. И приедешь, примчишься, прилетишь — тут маме и полегчает… Да, приступ пройдет, а созависимость укрепится, поводочек станет прочней, и в следующий раз мама уже точно будет знать, за какое место дергать.