- Но всё же?
- Километра три будет.
- По шоссе?
- Не. Свернуть надо вон там, где автобусная остановка. Потом по проулку проедите, и в лес. Там и Таёжка.
- Как к ней дорога? Сейчас проехать можно?
- На «Москвиче» можно, но на «Тайоте», не… На джипе тоже можно.
- А что, на джипах часто ездят? - зачем-то поинтересовался Валерий Иванович.
- Ага! Когда охота, тогда ездют.
- Охотники значит.
- Не, новые русские.
- Вроде нас?
- Не, они браконьеры.
- А мы?
- А вы дачники.
- Интересно, - вставила Наталия Борисовна. - Какие же мы дачники? Не успели приехать, а уже дачники.
- Ага. Да мы всех так зовём, кто из города на лето приезжает. Куплят дом, летом живут, а на всю зиму окна заколачивают.
- Пользы, значит, от них никакой, - сказал Валерий Иванович, значительно посмотрев на супругу.
- Польза-то есть. Они у нас молоко берут, мёд. А так – нету… Завидки одни.
- Почему?
- У всех машины, а у нас нет.
- Вырастешь, и у тебя будет.
- Ага! Да не ваш «Москвич». У меня будет джип, как у нового русского! - и мальчишка покатил дальше, кособочась на своём расхлябанном велосипеде.
Они проводили его ошалевшими взглядами.
Сразу за проулком пошла дорога. Ухаб на ухабе, но, будто застеснявшись за свою запущенную поверхность, нырнула под густую крону высокого леса, как в неосвещённый туннель. Через километр вынырнула у моста. Он был длинным, захватил всю обсохшую широкую пойму. Но узкая горная речушка, прижимаясь к обрывистому противоположному берегу, свободно протекала в конце него между двумя высокими железобетонными опорами.
- Только и всего-то такой речушке нужно, - заметила Наталия Борисовна. - И для чего было сооружать огромный мост?
- Всё правильно, - возразил Валерий Иванович. - С горной речушкой шутить нельзя.
Он, было, въехал на мост, но Наталия Борисовна вдруг попросила:
- Давай остановимся! Посидим у речки. Куда нам торопиться?
- Запросто! - и Валерий Иванович, уже притомившийся за рулём, охотно выполнил её просьбу.
Подъехали вплотную к речушке. От неё веяло прохладой. Каменистое дно проглядывалось, как через стекло. Стайка рыбёшек кинулась в рассыпную под камни.
- Форель! - поднял палец Валерий Иванович, выходя из машины.
- У тебя на каждой речке форель, насколько я знаю, - хмыкнула Наталия Борисовна, сбрасывая туфли и следуя за ним по мелким камням, осторожно ступая, что делало её высокую, ещё не располневшую, фигуру по-молодому грациозной.
- Не везде, а там, где чистая вода, - поправил он, не оглядываясь.
- Ты бы на меня лучше посмотрел, - заметила Наталия Борисовна.
- А я и без этого знаю. На природе ты молодеешь. Вот почему я и хочу тебя видеть в деревне.
Наталия Борисовна опустилась на колени, нагнулась, сжала губы в трубочку и, дотянувшись ими до воды, с чмоканьем стала втягивать её в себя.
Напившись, упёрла руки в песок, откинулась на них и, запрокинув голову, доверила своё матовое, большеглазое, с ямочками на щеках, по-девичьи всё ещё миловидное лицо, нежным лучам солнца, которое в этот час царствовало одно в мареве лучезарного неба.
- И надолго? - заботливо спросил Валерий Иванович, опускаясь на корточки рядом и любуясь ею.
- На всю оставшеюся жизнь, - сказала она, жмурясь от удовольствия, и протягивая ему руку.
Положив на неё свою, он пообещал в каком-то нежном порыве:
- Я всё сделаю, чтобы было так. Чтобы смог не закрывал солнце.
- И ты был рядом, - прошептала она.
- Я всегда был рядом, даже тогда, когда подолгу находился в море.
- Я знаю.
Оба замерли, не желая нарушить душевную близость, которая вдруг охватила их, и слов больше не требовала.
Сладкую дрёму нарушил мелодичный звон колокольчика. Они подняли головы. Вдоль речки в их сторону шла маленького роста сухощавая старушка в замызганной безрукавке и простоволосая. Она гнала чёрную корову со сбитым рогом и с колокольчиком на шее. Подхлестывая корову хворостиной, заботливо ворчала: