Стайл опять проснулся.
— Пора на Игру, — пробормотал он.
— Еще рано, спи, — успокоила Шина.
Она была упрямой машиной, могла удерживать его очень долго и была полна решимости сделать это. В данном мире она была его самым лучшим и, вероятно, самым близким другом, она уже не раз спасала ему жизнь. Он доверял ей всецело — и без колебаний снова погрузился в сон.
На третий день мышцы Клефа приспособились и путешествовать ему стало гораздо легче, но мир Фазы, казалось, был чем-то встревожен. С востока раздавался топот лошадиных, или единорожьих, копыт, мимо пробежал одинокий волк.
— Что происходит?
— Голубой Адепт попал в ловушку Красной, — ответила Шеррилрайен, каким-то образом узнавшая об этой новости из волчьего лая и рогового пения единорогов. — Он серьезно ранен, но пересечь Занавес и исцелить себя магией — не может. Василиск, сидящий в нем, не даст ему это сделать. Очень скверно.
Она была в самом деле обеспокоена — настолько, что шерсть у нее на загривке встала дыбом; хоть Клеф был знаком со Стайлом всего несколько часов к моменту, когда они расстались, Стайл ему нравился и судьба Стайла была Клефу не безразлична. Однако помочь ему, казалось, возможности не было.
Чуть позже ситуация прояснилась:
— Они спасли его, — сообщила Шеррилрайен. — Он слаб, но жить будет.
Клеф вздохнул с облегчением:
— Я чертовски рад за него. Он одолжил мне Платиновую Флейту, а ради этого удивительного инструмента я готов отдать жизнь. Едва взглянув на неё, я без раздумий пришел сюда, хотя подозреваю, что цена владения ею будет высока.
— Несомненно.
После обеда они вдруг услышали какой-то шум. Кто-то или что-то хлопало, визжало и кричало. Звуки были довольно отвратительные, несмотря на идиллическую картину вокруг.
Шеррилрайен оскалилась, а затем быстро приняла человеческий облик:
— Звероптицы! Должны мы схорониться.
Но в этом уже не было нужды: существа обнаружили их присутствие.
— Не позволяй их грязным когтям прикасаться к тебе, — предупредила женщина-оборотень. — Царапины их вызывают гангрену. — И она снова превратилась в волчицу, заслонив его собой и обнажив клыки.
Их разговор прервала стая существ, похожих на птиц, с лицами разъяренных женщин. У Клефа в руке была платиновая рапира, но он не решался пустить её в ход против существ, внешне напоминающих людей. Гарпии — вот, кто это были.
Они не оставили ему времени на размышление. Трое из них летали у него над головой, выпустив свои бесцветные когти. «Убить! Убить!» — кричали они, источая при этом ужасный запах. Шеррилрайен прыгнула, хватаясь зубами за уязвимое место одной из птиц. Раздались отвратительные крики, и полетели во все стороны засаленные перья. Тут же на волчицу набросились две птицы, а сверху подлетели еще две. Необходимость действовать оттеснила опасения Клефа на второй план; казалось, благоразумие и осторожность в данной ситуации неуместны: он должен просто драться.
Клеф знал, что волчица считала его заявление о мастерстве фехтовальщика всего лишь пустым бахвальством, однако он не солгал: рапира затанцевала в его руках. В считанные секунды он заколол четырех гарпий, в то время как Шеррилрайен повалила уже бездыханную пятую.
Оставшиеся звероптицы стали более осторожны. Они хлопали крыльями, суетились, выкрикивали ругательства, но во второй раз не нападали. Их взгляды были прикованы к блестящему платиновому оружию, и в них читалось смешанное чувство страха и уважения.
Клеф шагнул по направлению к ним — и омерзительные создания бросились врассыпную, выкрикивая односложные ругательства, такие же грязные, как и их перья, но опасности эти твари уже не представляли.
— И правда, мастерски владеешь ты этим инструментом, — заметила с благодарностью Шеррилрайен. — Не видела я никогда, чтоб рапира колола так быстро.
— Я раньше никогда не использовал рапиру в таких жестоких схватках, — сказал Клеф, ощущая слабость и возбуждение теперь, по прошествии боя. — Но эти страшные твари…
— Сдерживал себя ты до поры, пока меня они не окружили.
— Ну, не мог же я позволить им, с их когтями…
— Понимаю, — сказала она и снова обернулась волчицей.
Но было что-то еще. Она попыталась умолчать об этом, но напряжение прошедшего боя сделало Клефа более восприимчивым к физическим состояниям.
— Подожди! Вижу я, что поцарапали тебя, — сказал Клеф. — Плечо твое кровоточит!
— Раны — ничто для волка, — сказала волчица, снова превратившись в человека. Но рана виднелась и на женском теле: кровь образовала пятно на ее платке. — Всего лишь царапина.