— Когда мне было тринадцать лет, мне рассказал об этом мой отец — не тот, который заплатил, чтобы от меня избавиться, а тот, который вырастил меня. Он решил, что я достаточно взрослый и имею право знать правду, но не пожелал, чтобы об этом узнала мать. Я обещал отцу притворяться, что продолжаю считать их своими настоящими родителями.
— Не понимаю, почему он вообще решил сказать правду! — возмущенно воскликнула Кортни. — Да еще и выбрал самый чувствительный возраст! Он просто бессердечен. Неужели и ваша мать столь же жестока?
Коннор со смехом покачал головой.
— Не надо так волноваться. Цыганочка. Мои родители не были ко мне жестоки. О, конечно, существовали некоторые проблемы. Мой отец был неизлечимым игроком и постоянно проигрывал на скачках. Но мы не держали на него зла. Он был замечательным отцом и обращался со мной так же, как с собственными двумя дочерьми, моложе меня на два и три года, настоящими Маккей… Отец умер от сердечного приступа шесть месяцев назад.
Живой или мертвый, покойный мистер Маккей не казался Кортни замечательным.
— А ваша мать? Какая она? — спросила она с любопытством.
— Я всегда был ближе к отцу. С матерью было не так весело, она всегда была поглощена своими мыслями. Их брак не удался, насколько я понимаю. Мама работала медсестрой в местном госпитале, часто сверхурочно. Мне кажется, она просто старалась как можно меньше бывать дома.
— Неудивительно, что она была несчастлива: трое детей и безответственный муж, проматывающий деньги. И совершенно ясно, почему она столько работала — кто-то же должен содержать семью.
Коннор пожал плечами. Он уже достаточно рассказал, даже слишком много. Он редко говорил о своей семье, не желая никому открывать душу.
— Вот наши мотивы, Кирэн. Я надеюсь, твое любопытство удовлетворено. Пора продумать наш план.
— У меня есть идея, — пылко объявила Кортни. — Я пойду к Уилсону Ноллеру и скажу, что жду ребенка и хочу отдать его на усыновление. Тогда мы из первых рук узнаем, как он действует. Мы укрепим на мне диктофон и запишем все, что он скажет.
— Ничего не выйдет! — презрительно фыркнул Кауфман. — Ноллер хитер. Он не попадется на такую глупую приманку. Если вы хотите поймать его, вам придется играть убедительно, изощренно.
— Если вы собираетесь предложить, чтобы я действительно забеременела для большей убедительности, можете сразу забыть об этом, — едко сказала Кортни.
Коннор повернулся к ней:
— Я думаю, что мы могли бы пойти к Ноллеру как супружеская пара и сказать, что хотим усыновить ребенка. Чтобы обвинить Ноллера в вымогательстве, мы должны создать такую ситуацию, в которой он требовал бы у нас деньги как у потенциальных приемных родителей.
— Нет, — выпалила Кортни. Она даже не попыталась спросить себя, почему сыграть роль одинокой матери ей проще, чем притвориться женой Коннора Маккея.
— Фальсифицировать беременность гораздо сложнее, чем изобразить супружескую пару, Кортни, — ответил Коннор. — Потребуются медицинские справки, а фальшивые документы — слишком большой риск. Приемным родителям не нужно ничего, кроме наличных денег. Мы притворимся супругами и попросим его достать нам ребенка. Все разговоры запишем на пленку, плюс наши собственные свидетельства.
Кортни задумалась. Несмотря на все ее нежелание, приходилось признать, что его план лучше. Но мысль о том, чтобы играть жену Коннора… Она беспокойно заерзала на стуле и невольно посмотрела в его сторону.
Их взгляды встретились.
Снова ей сдавило грудь, резкая боль пронзила низ живота. Кортни попыталась подавить безрассудное, опасное сексуальное влечение. В ее жизни нет места бродягам вроде Коннора Маккея. Именно из-за таких конноров маккеев женщинам приходится потом бороться с жестоким разочарованием в группах моральной поддержки.
— Я делаю это только ради брата и его жены и всех бездетных пар, — объявила она, словно бы уговаривая себя. — Если этого удава Ноллера удастся устранить, может быть, матери будут отдавать своих детей в официальные агентства, и их смогут усыновить не слишком богатые люди.
Коннор кивнул, безуспешно пытаясь отвести от нее взгляд. Еще один незваный прилив яростного желания потряс его. Он вроде бы давно научился контролировать свои эмоции. Но впервые за много лет он почувствовал, что не в силах справиться с собой. И это его встревожило.
— Вам наверняка очень понравится разыгрывать супружескую пару в этом сельском раю, Тенистых Водопадах, — лукаво напомнил о себе Кауфман.
— О чем это вы? — удивилась Кортни.
— Мы никуда не собираемся уезжать, — добавил Коннор.
— Неужели вы ничего не знаете о Тенистых Водопадах? — поразился Кауфман. — Ну ладно. Я думаю, мало кто может сравниться со мной и моей разведывательной сетью. Город Тенистые Водопады — самая секретная часть операции Ноллера.
Он посмотрел на Коннора и Кортни с нескрываемым превосходством:
— Позвольте объяснить вам обычную процедуру Уилсона Ноллера. Через несколько недель или месяцев после первого визита в его городской офис будущие приемные родители отправляются в маленький городок Тенистые Водопады около границы штатов Западная Виргиния и Мэриленд.
— Уехать? Вместе? Вдвоем? — выдохнула Кортни.
Кауфман утвердительно кивнул:
— В этом суть дела. Похоже, что Ноллер владеет большой частью этого городка. Вы останавливаетесь в назначенном им месте, там он вручает вам ребенка, и все время его шпионы следят за вами. Так что вам придется играть очень убедительно. Одна из главных причин неуловимости Ноллера — это период наблюдения. Если появится подозрение, что родители не те, за кого себя выдают, сделка не состоится. И соответственно никакого материала для публикации вы не получите. Поэтому нельзя допускать никаких промахов, детки.
— Ни одна из пар, с которыми я разговаривал, не упоминала про этот город, — пробормотал Коннор.
Он был потрясен гораздо больше, чем хотел бы признать. Одно дело — сыграть мужа Кортни Кэри в кабинете адвоката, совсем другое — жить с нею как муж.
Вся ситуация неожиданно приняла угрожающие очертания.
— Все пары подписывают клятву не упоминать о Тенистых Водопадах ни при каких обстоятельствах, — пояснил Кауфман.
— Я не юрист, но даже я понимаю, что такая бумага незаконна и ни к чему не обязывает, — сказала Кортни. У нее голова пошла кругом. Жить с Коннором Маккеем в качестве его жены? И убеждать сторонних наблюдателей, что у них счастливый брак? А если в этом назначенном месте будет только одна спальня и одна кровать?
— Безусловно, но это доказывает, как все эти люди боятся Ноллера. Обе стороны понимают, что поступают незаконно и безнравственно. Если вы действительно хотите остановить Ноллера, вам придется поехать в Тенистые Водопады.
— Конечно, мы хотим остановить Ноллера, — сказала Кортни.
Коннор заглянул в ее прекрасные темные глаза и почувствовал угрызения совести. У него, в отличие от нее, были свои, личные причины ненавидеть Ноллера. Он был уверен, что именно Уилсон Ноллер продал его Маккеям.
Коннор вспомнил ошеломляющую боль, с которой впервые узнал, что он не тот, кем считал себя, что Маккеи — не настоящие его родители, что они получили за него деньги. И хотя он ничего не узнал о своей настоящей матери, Дэннис Маккеи не постеснялся рассказать тринадцатилетнему мальчику о богатом высокопоставленном человеке, отказавшемся от него.
С того дня Коннор читал все, что мог найти о своем отце, Ричарде Тримэйне. Он знал, где он живет и работает, знал о своих трех сводных братьях: Коуле, старше его на два года, и младших — Натаниэле и Тайлере. Он знал, что жена Тримэйна, Марии, погибла в автомобильной катастрофе в возрасте двадцати девяти лет. Тримэйн больше не женился, посвятив себя бизнесу и воспитанию троих сыновей, старшему из которых к моменту гибели матери не было и восьми. По общему мнению, Тримэйн был потрясен смертью молодой жены и до сих пор любил ее.