В поддержку Ковалева выступил Блатов, другие присоединились. И тут Воробей нахохлился и стал произносить речи: мы, мол, не понимаем, что существует одна альтернатива — либо мы позволим себя идеологически размягчить, либо не позволим (тезис о недопустимости идеологического проникновения) и все равно своего добьемся. Потому что им (Западу) все равно деваться некуда: мы им насчет нерушимости границ, а они от нас стребуют свободной циркуляции идей, т.е. право на вмешательство в наши дела. Любой обыватель, рассуждает Александров, понимает, что эти неравнозначные вещи и безумие - отказаться от одного, если не позволят делать второе. Конечно, в тактическом плане ,он прав. Но в плане исторической перспективы - это страусизм.
Коллизия между двумя этими подходами далеко не осознанными, смутно различаемыми самими участниками, продемонстрировано в пятницу, 13 июля. Имело место торжественное собрание в Большом кремлевском дворце по случаю 70- летия П съезда РСДРП. Брежнев произнес вступительную речь, Суслов доклад.
Накануне Пономарев мне сказал, что решили приподнять это мероприятие (раньше планировалась лишь научная, конференция в ИМЭЛ'е), - чтобы «сбалансировать, а то у нас последнее время все внешняя политика, да внешняя политика, может создаться впечатление, что мы отходим от своих классовых целей».
Разумеется, все это решалось вместе с Брежневым и с его согласия. Но, если внимательно сопоставить его речь при вручении Ленинской медали мира 12 июля и даже его упомянутую вступительную речь с докладом Суслова, - разница бросается в глаза. Доклад состоит из наших железных штампов: «крушение империализма», «классовая внешняя политики», «бескомпромиссная идеологическая борьба, которая будет обостряться», и весь пафос - только наш путь правилен, только такая партия, как наша приводит к победе... Мирному сосуществованию (при всех высоких оценках, которые, конечно, на лицо) отведено его надлежащее место: исключение ядерной войны.
Подход Брежнева шире и мудрее. В США он сказал, что человечество выросло из кольчуги «холодной войны», оно хочет дышать вольно и свободно. На это обратили внимание. И, повидимому, это не только красивый образ. Брежнев понимает, что отказ от «холодной войны» и действительно коренной перелом в мировой обстановке не может не иметь глубоких социально-психологических, а значит и идеологических последствий... Что нельзя, открывая дверь иностранному капиталу и рассчитывая всерьез использовать международное разделение труда, а значит - выводя огромное количество советских кадров на прямой контакт (и на новые формы профессиональной деятельности) с Западом, - полагать при этом, что сухие догмы, унаследованные от «Краткого курса», могут неколебимо оставаться реальным мировоззрением сознательной части общества. Лицемерие и двоемыслие и так уже до основания растрясло нашу официальную идеологическую жизнь. И закрывать на это глаза - значило бы сознательно идти на то, что общество рано или поздно зайдет в тупик.
Что делать конкретно (даже в связи с совершенно практической задачей, порожденной Общеевропейским совещанием), ни Брежнев, ни даже «волынские мудрецы» вроде нас не знают. «Не знают», в частности, и потому, что Суслов, олицетворяющий незыблемость официальной идеологии, и многомиллионная армия ее служителей по всему Советскому Союзу, не допустят даже мысли о каком-то новом подходе к классовой борьбе на мировой арене, которая действительно идет, но которую вести надо как-то иначе, если хотеть настоящей победы и заботиться о духовном здоровье своего народа.
Кстати, аудитория в Большом кремлевском дворце очень горячо встречала Суслова. Не мудрено - там ведь был самый цвет «служителей».
Не могу думать за Брежнева и, конечно, ничего не знаю на этот счет, однако, не верю, чтоб он не замечал разницы в его собственном подходе и подходе Суслова. (Не важно, что исходные материалы в обоих случаях готовят не сами ораторы. Но в одном случае - это ИМЭЛ и, возможно, отдел науки, а в другом - Александров, Блатов, Загладин, Арбатов и т.п. под непосредственным наблюдением Брежнева). Как показывает опыт, Брежнев в кадровых делах - великий тактик. Я не хочу сказать, что он может быть недоволен Сусловым уже сейчас. Нет... Суслов до какого-то предела может быть даже выгоден: ведь Брежнев учитывает, что его международная сила связана также и с тем, что он представляет идеологическую державу. Однако, не уверен я, что Брежнев, слушая Суслова, не испытывал и некоторой неловкости. Ведь на фоне этого доклада, его слова, его манера держаться с людьми на Западе, больше того — сама его политика может показаться там лицемерием и сознательным, ловким обманом. И наверняка (завтра это все можно будет прочесть в ТАСС) многие скажут: «вот, что мы говорили! Все это брежневское мирное сосуществование — одно сплошное русское («восточное») коварство. А истинная суть советской политики и советских намерений — в докладе Суслова, который Брежнев освятил и своим присутствием и своей вступительной речью».
И в самом деле: с точки зрения тактической - так уж ли надо было торопиться с этим идеологическим evocation? Сделать бы одно дело, а потом уж и опять за свое! Хотя бы провести Общеевропейское совещание, не подставляя собственную ногу, чтоб оно споткнулось на полдороги! Всего этого не мог не понимать ни Брежнев, ни Громыко, ни многие другие, кто реально смотрят на вещи. Однако, идеологический комплекс слишком силен, чтоб кто-то осмелился возразить против подобного «баланса», инициатором которого был Суслов. (Недаром же он то ли проговорился, то ли неудачно пошутил, то ли сознательно выпустил жало, когда встречали Брежнева на аэродроме из США. «Хорошо, говорит, что ты, Леонид Ильич, не забыл, что ты коммунист и встречался с Гэсом Холлом и Марше»).
Но симптомы недовольства нашей идеологией появляются. Загладин рассказывал в Волынском, что во время сидения в Завидово (после возвращения из Америки) Брежнев неоднократно и в присутствии всех, в том числе обслуги и врачебного персонала, высмеивал и просто грубо поносил Демичева, отзывался о нем с явным презрением, как о невежде и бездари. Однако, вскользь «пропустил»: «пусть, мол, пока живет», тем более, что его даже на пищевую промышленность не поставишь, он и там ничего не понимает, хотя и химик. Загладин полагает (и другие тоже, кто все это наблюдал), что здесь - проблема ротации: Брежнев, мол, сказал, что сначала надо людей как следует накормить... (т.е. по закону ротации имеет в виду решить вопрос сначала с Полянским).
Вчера заехали к Сашке Митте. Недавно был в Японии. Увлечен новым своим фильмом. А «Точка, точка, запятая» идет как конкурсный на фестивале по разряду детского фильма. Талантливый и добрый человек. Детдомовец, между прочим. И Лиличка его, прелесть, знаменитая кукольная художница и оформитель детских книг. А начинала уборщицей в театре Образцова. Теперь они радуются как дети новой мебели, где один диван стоит аж 4000 рублей.
17 июля 73 г.
Утром встречал ирландцев. Приехали со Снечкусом в его салон-вагоне из Вильнюса. Завтра переговоры с ними в ЦК. Суета с проектом коммюнике. Б.Н. опять его-то боится: мол, слишком большой текст, «скажуттам, знаете?»...
А Загладин вновь отозван в Волынское-2 писать речь для Брежнева при вручении Ордена Украинской ССР. Суть: о визитах два; слова, остальное - по внутренним делам. Хочет сказать, что раньше все управленческие реорганизации оставляли существо управления нетронутым. А теперь (создание промышленных объединений) должна произойти перемена управления по существу! Будет говорить об урожае. Вроде в этом году около 190 млн. тонн. Это — небывалое. Дай бог собрать.
Между прочим, вручать орден Украине должен был Суслов. Уже месяца полтора сидела группа по подготовке текста (от нас - Козлов). Но Леонид Ильич решил и это провести собственноручно.
Спросил я у Загладина, обратил ли он внимание на диссонанс доклада Суслова на 70-летии РСДРП (наверно, напрасно это сделал). Во первых, выяснилось, что он, Загладин, доклада не читал. А во вторых, сообщил, что Брежнев ничего не заметил. Про доклад же Суслова сказал: скучно до невероятия, весь зал должно быть засыпал, знаете, говорит, как сваи бабой в фундамент забивают. Вот так и здесь: ни одного живого слова, ни одной мысли. Тысячу раз слышанное и писанное.