А. Черняев Проект.
Советская политика 1972-1991 гг. - взгляд изнутри
1980 год.
1 января 80 г.
Год был сумасшедший, по службе суетливый, по общей ситуации - разоблачительный (в смысле, что дела идут все хуже и во вне и внутри), по всем статьям - не оправдавший надежд. Судя по тому, что можно наблюдать самому вокруг и что говорят, проводили его и встречали Новый уныло. В магазинах пусто и даже на почте в последние дни исчезли марки и конверты: сам наблюдал скандал на Центральном телеграфе по этому поводу - «вредительство», «головотяпство», «голову бы оторвать, кто это допускает» и т.п.
28 января 80 г.
Целый месяц не писал. И какой месяц! Это как на фронте: когда в боях, писать некогда, а после - о боях не хотелось, а хотелось о чем-то «возвышенном», о Москве...
А в мире происходит черт знает что. Весь мир нас осудил и проклял: в ООН - 104 делегации проголосовали против нас и только 17 - с нами. Фарисейство? Да, конечно. Но мы бросили хорошую лакмусовую бумажку - и проявилась затаенная повсюду ненависть (в лучшем случае нелюбовь) к нам. Нас осудили правительства и парламенты, всякие комитеты и деятели персонально, партии и профсоюзы. Даже некоторые «братские» - ИКП, КПИ, КПВ, японцы, бельгийцы, шведы. За агрессию, за попрание всех международных норм, за оккупацию, за подрыв разрядки, за провоцирование гонки вооружений, за посягательство на мусульманский мир, на неприсоединение, на нефтяные источники, от которых зависит жизнь всего Запада и Японии, и проч., и проч.
Да, конечно. Было бы второе Чили или не было бы, никто теперь не может сказать (кстати, это мы в Международном отделе придумали этот аргумент - ответы Брежнева «Правде» сочинялись в основном у нас: Брутенц, Ермонский плюс Толя Ковалев, зам МИД). Впрочем, там и до 27 декабря уже было похуже, чем в Чили - и задолго до Амина, при Тараки оно уже было там. Сейчас, действительно, казни и расправы прекратились. Но ради этого мы пожертвовали остатками престижа социализма и всей разрядкой. Конечно, Брежнев не мог простить Амину, что тот сверг и убил Тараки на другой день после его объятий с Брежневым в Кремле. На этом кто-то сыграл. Ради чего вот, только я не пойму? Или просто по глупости, плохо посчитали. А может быть, провокация в стиле Берия?! Один из западных комментаторов написал: «Это либо страшный просчет, либо страшный расчет». Боюсь, что вторым и не пахло. У того, кто в конце концов решал - просто российская грубость: как это, мол, против меня могут пойти, я покажу, как со мной не считаться!
Ужас ситуации состоит в том, что окончательное = единоличное решение принадлежало полному маразматику. (Хотя подготовлено, сварено оно было другими). Его тут неделю назад показали по телевидению: вручение мандата на избрание в Верховный Совет РСФСР - первый кандидат народа. Зрелище ужасающее.
А «его» ответы «Правде». Инициатива исходила от Б.Н. и Громыко (что подтверждает, что не МИД инициатор Афганистана). Оба они, каждый по своему, развивают теперь «бешенную энергию», чтобы ослабить последствия, отбрехаться, кого возможно удержать и т.п. На моих глазах и с некоторым моим участием срочно варганился текст. Первоначальный, красиво написанный Ковалевым, был отвергнут «Афганской комиссией» (Суслов, Зимянин, Б.Н., Андропов, Громыко), как слишком мягкий. Подключили Брутенца. Он использовал текст «письма братским партиям», который мы сделали за день до этого и не успели «внести в ЦК». Члены упомянутой комиссии завизировали «Ответы», и Суслов (последняя подпись) распорядился отнести Черненко (единственный человек, вхожий к Брежневу лично, да еще Галя Горошина - стенографистка). Черненко вроде бы возил «наверх», но надо было торопиться в Завидово на охоту (была уже пятница), и читки не состоялось (теперь «Сам» уже совсем ничего н читает, кроме кратких публичных текстов, ему читают то, что находят нужным в пределах «щадящего режима», чтоб не волновать).
Нам с Загладиным пришлось непосредственно наблюдать эту процедуру, потому что Б.Н. послал нас в приемную Суслова, чтоб перехватить текст, отнести Черненко и воспользоваться этим, чтоб уговорить его дать Пономареву второго Героя по случаю 75- летия. Правда, Суслов поручил отнести текст своему помощнику, и мы с Вадимом остались в приемной «с вымытой шеей». Пришлось нам идти к Черненко «без ничего». Он демократичен, к тому же знает нас близко по совместным поездкам на братские съезды. Выслушал. Обещал доложить, твердо обещал. Но - не Героя, а скорее орден Октябрьской революции (так и вышло). А пока мы сидели у него, по телефонным звонкам узнали, как дальше будут проходить «ответы».
О том, как Б.Н. просил меня проталкивать идею второго Героя - особый разговор. Расскажу позже...