Не думаю, что всего этого Горбачев не понимает. Но за четыре года, как я при нем, он ни разу ни мне самому, ни тем более другим, никак это не «обозначил».
Вчера был у Брутенца в больнице на Мичуринском. Он с инфарктом, который у него случился в Дублине. Проговорили часа полтора - о том, прежде всего, куда мир катится, и что на этот счет думает Горбачев. Я высказал свое убеждение, что М.С. искренне верит в свою формулу: «социализм - творчество масс». Вот пусть они и творят, а что получится, посмотрим.
Карэн согласен, но добавляет: нужно при этом все таки и управлять.
Я ему: а как управлять, когда нет механизмов для этого? План можно, конечно, составить, но никто теперь не захочет жить по какому-то ни было плану - нажились по планам! Да, если бы и захотели, уже не смогут. Мы достаточно убедительно доказали всем и самим себе, что общество по плану развиваться не может. Государство - может.. .до какого-то момента, пока окончательно не оторвется от общества.
Поговорили мы и о том, что М.С. все больше включает личностный момент в кадровую и вообще политику. Это его дискредитирует. Самые опасные симптомы личностной реакции - отношение к Ю. Афанасьеву, делу Старкова, дифирамбы в адрес Ваньки Фролова и сам факт, что этого своего помощника он назначает редактором «Правды».
За пару дней до поездки в Финляндию, приходил ко мне А.Н. Яковлев. У него та же тема горбачевской неблагодарности. За пять лет совместной работы и даже за то, чему Яковлев был инициатором, он не получил ни одного «спасибо». Дружеское расположение, доверие (а иногда игра в доверие) - это да. Но так, чтобы «отличить» или воздать - ни-ни. Дело скорее всего в том, что Горбачев не хочет ни перед ПБ, ни перед ЦК, где Яковлева ненавидят, ни перед обществом идентифицировать себя с ним и тем самым окончательно противопоставить себя Лигачеву. Держит А.Н. как бы «для себя»: что-то может подсказать, посоветовать, что-то написать по поручению.
А.Н. жалуется: во время перестройки все бывшие и нынешние члены ПБ выступали с докладами к 7 ноября (годовщина Октябрьской революции) или к ленинским дням. Яковлеву это ни разу не было поручено. И на этот раз Горбачев назначил для доклада новоиспеченного члена ПБ Крючкова. А.Н. переживает. И в который раз «советуется» со мной - не уйти ли ему в отставку. Я, конечно, протестую, хотя понимаю, что туто с его стороны - желание выплакаться. Но и по делу: если он уйдет, тогда уж явно все поймут, что гласности конец и что Г орбачев, действительно, начинает повторять Никиту.
Когда я провожал его до двери, он мне шепотком говорит: Слушай, а что это он (М.С.) который уж раз заговаривает со мной - не уйти ли ему на покой?
Меня это не удивляет, - ответил я. Бывая с ним в отпусках, иногда в самолете втроем с Р.М. я это уже слышал. Идея принадлежит ей. Прошлым январем в Пицунде и этим летом в Форосе она почти всерьез, при мне, убеждала его: пора, Михаил Сергеевич, уходить, замкнуться в частной жизни и писать мемуары. Ее влияние на него нельзя недооценивать. Однажды она прямо так и сказала: «Михаил Сергеевич! Ты свое дело сделал.»
Перечитываю «Гулаг» в «Новом мире» № 9 - о 1917-21 гг. тенденциозно о терроре и т.д. Не исторично. Но. М.С. еще год назад на ПБ заявлял, что не допустит публикации. А теперь «Гулаг» пошел и по правым и по левым журналам. В следующем году уже собрания сочинений будут выходить. И главное, как В. Астафьев в «Комсомолке» недавно: это удар уже не по идеологии Октября, а по всей истории - будто мы «действительно строили светлое будущее». Удар оружием нравственности. Сила языка. Тут он велик в своей истовости.