Выбрать главу

Редколлегия «Вопросы истории». Оказывается, за этот месяц был переутвержден состав. Четверо новых. Меня опять оставили, я там уже с 1966 года. 36 материалов должны были обсудить. Наиболее интригующий — о Константине Леонтьеве. Под видом критики реакционнейшего, но талантливейшего публициста, в широкую публику выдается набор цитат, которые вызывают просто прямолинейные аналогии с сегодняшним днем. Все, конечно, «за». Для приличия что-то советовали добавить, исправить.

Была еще блестящая статья Сивачева о «новом курсе» Рузвельта. Теперь он доктор, профессор, заведующий кафедрой, которой я 30 лет тому назад тоже ведал, мой студент (т. е. учился в моих семинарах), но не ученик.

В пятницу и субботу прошли торжества по случаю 60-летия Советской Грузии. Брежнев туда поехал. Репортажи по TV и в газетах из Тбилиси показывают (как и торжества по случаю «Дня победы» в Киеве — опять же с участием Брежнева), что экономическая и проч. ситуация вынуждает к послаблениям в смысле «национальной специфики» и усиления роли республиканского начала. Брежнев, видимо, сам не догадывается в каком, далеко идущем, процессе он принимает участие.

21 июня 1981 г.

Завтра 40 лет начала войны. Воспоминания все сильнее присутствуют в повседневной работе головы, вплетаются во все, о чем ни думаешь., самым неожиданным образом.

Работа. За этот почти месяц с 60-летия много всяких дел было. Письмо компартиям по ракетным делам. Письмо в ЦК ПОРП с предупреждением, что, мол, дошли вы «до последней черты». Обращение Верховного Совета СССР (сессия — 23-го) к парламентам всего мира — за мир. Придумано было, когда Кузнецов на ПБ докладывал повестку дня обязательной летней сессии. Вопросов вроде бы никаких серьезных нет, нечего, мол, и сессию бы проводить, но — регламент! (Пленум ЦК в отличие от обычной практики на этот раз не проводится). И тогда, чтоб поднять вес сессии, придумали это Обращение. И поручили Международному отделу, МИДу и Антясову (помощник Кузнецова) подготовить проект. А через неделю ПБ решил «поручить» Брежневу выступить на сессии с этим предложением.

Любопытен процесс сочинения текста. Мы и Б. Н., конечно, опять начали было поджигать море. Мол, если такое делать, то надо вносить конкретное что-то, так как на Западе сыты по горло красивыми призывами. Впечатление производит, когда мы что-то определенное говорим о своих намерениях в отношении ракет, своих ракет. Так и сделали.

Но мидовцы от лица Громыки (Ковалев) нам ясно разъяснили, что ни о чем подобном речи быть не может. И весь смысл Обращения — призыв (нажим) к переговорам, которые все и должны решать. В этом духе и был сочинен текст.

Материалы к приезду Брандта. Тоже не очень ясно (Вадим в основном с этим мучается), что с ним делать, что конкретно он мог бы увезти от нас.

Сочиняются памятки, а процедура здесь все больше такая. Можно проиллюстрировать на том, как готовятся телефонные разговоры Леонида Ильича с Каней. Ожидается, что тот сам позвонит (например, после своего Пленума). Готовится «ответ» на то, что может сказать Каня, печатается большими буквами. Что бы Каня ни сказал, ответ он получит заранее заготовленный. Присутствующий помощник фиксирует разговор и сочиняет «отчет» Л. И. для ПБ «о разговоре» и выводы, какие надо сделать. И это тоже зачитывается на ПБ и единодушно одобряется путем утверждения заранее подготовленного текста постановления.

18 июля 1981 г.

Я был с 8 по 15 июля в Испании. Формально для передачи партийного архива Испанской социалистической рабочей партии. Его наши захватили в Вене в 1945 году. Потом отдали коммунистам, они, когда поругались с нами, отправили его в Бухарест. Но один их ренегат Клаудин «продал», что архивы в Москве. Социалисты, когда мы с ними сдружились, потребовали вернуть. А нам пришлось, грозя, добиваться от КПИ, чтоб вернули их из Бухареста в Москву. и вот полтонны бумаг, главным образом за 1931 -39 годы вернулись в Мадрид.

График: Я, Перцов, Ковальский вылетели во Франкфурт на Майне. Там пришлось (в аэропорту) объяснять примчавшемуся из Бонна советнику Литвинову — чем кончился визит Брандта в Москву (кстати, я был включен в команду по его приему и участвовал в «обеде» в Кремле: Брежнев — Брандт).

На попечение нас взял представитель Аэрофлота (по команде из Москвы, так как во Франкфурте надо было сидеть 7 часов, ожидая вылета на Мадрид) — Коваленко В. В. Поводил он нас по городу, уже мне знакомому.

В Мадрид прилетели около 10 часов вечера. Встречали посол Дубинин, Карвахаль (Федерико) — зам. Генсека ИСРП, сенатор. Помимо посла из наших были: Иванов Игорь Сергеевич, секретарь партбюро посольства, Игорь Александрович (первый секретарь посольства), нудный переводчик и шофер.