Постаравшись не показать, насколько был напряжен, я очень тихо выдохнул.
— На сколько у тебя билеты? — поинтересовался я о времени отбытия из города семейства Нагаевых.
— В четыре утра понедельника. У нас все купе выкуплено на четверых.
— Это хорошо. Через три с половиной часа будет большая станция, там и отстанешь. В город вернешься на частнике. Ты только на самом вокзале не садись, пройди в город, время как раз будет пиковое, народу и машин много. И запомни, Вова, ты такси не бери, это важно! — инструктировал я друга.
К моей тихой радости, мой соратник не хорохорился и не перебивал меня. Он сосредоточенно слушал. Слушал и кивал головой, старательно запоминая сказанное мной.
— И еще, Володь, ни под каким видом, ни даже намеком не дай понять своим, что от поезда отстанешь планово. Я все понимаю, волноваться мать со Светой будут всерьез. Но даже, если дойдет до корвалола, все равно дешевле будет им не знать, что отстанешь ты умышленно. Не дай бог, если, что-то пойдет не так, колоть их будут такие зубры, что устоять у них шансов не будет. Ни одного! А тогда всем нам кирдык! Ты меня понял? — я взял Вову за плечо и слегка встряхнул.
— Понял я, понял, как ты сказал, так и сделаю! — Нагаев был внимателен и сосредоточен.
— Ну вот и хорошо! Ты давай дежурь, а я завтра с утра выловлю Локтионова, посмотрим, что он скажет. Полагаю, что согласится, деваться-то ему с этой подводной лодки некуда.
Попрощавшись, я уже было направился в сторону остановки, когда Вова меня окликнул. Подойдя ко мне быстрым шагом, он почему-то замялся.
— Тут это… Забыл. Короче, в суде я сегодня был. Липатникова с учебы вернулась, она просила тебя позвонить ей, — сообщив мне новость, друг развернулся и зашагал обратно.
Пожав плечами и почти не задумавшись об услышанном, я продолжил путь к остановке. Мне предстояло за сутки осмыслить сложившуюся объективную реальность и разработать многоходовое оперативное мероприятие. А, если не лукавить перед самим собой и называть вещи своими именами, многоэпизодное преступление.
Никаких сомнений в своей правоте я не испытывал. И угрызения совести при обдумывании, идущих вразрез с законом, замыслов меня не тревожили. Прививки от милицейской инфантильности эпохи застоя, полученные в девяностые, исправно сработали. Просто в голове все встало на свои места. Имитация мастурбации, которой занимаются менты здешнего времени, моим прагматичным сознанием окончательно была признана, как ничтожная несуразность и отброшена в сторону.
Теперь я думал, только о том, где мне в это позднее время найти бутылку водки, чтобы забыться до утра.
Глава 2
Голова мне сегодня нужна светлая, а таковой она сейчас не была. Бутылка водки, выпитая вчера в два стакана, помогла мало. Почти всю ночь мерещилась какая-то безликая и тоскливая хрень. Только под утро удалось провалиться в сон. Бороться с преступностью мне предстояло сегодня во вторую смену, стало быть, в кабинете Тарасова я должен появиться только в пятнадцать часов. Однако до развода у Слона мне еще нужно многое успеть. И прежде всего, надо было встретиться с Локтионовым. Сложившаяся ситуация никому из нас троих какого-то выбора не оставляла. Относительно Нагаева сомнения еще были. А вот то, что нас с Михалычем уже списали, я был уверен. Да, что там уверен, я это знал точно. И это знание мне вчера вбили не столько в голову, сколько и в душу. Осиновым колом вбили. Как вурдалаку на погосте. Не оставив мне никакого шанса избежать таких же упыриных методов в своих дальнейших действиях. А теперь я уже и сам не смогу по-христиански обойтись с теми, по чьей воле Сонька не проснулась сегодня со мной на соседней подушке. Многие знания, есть многие печали. Вот и меня сейчас корежило от того, что я знал, как в эти самые минуты на жестяном столе морга кромсают тело той, которую я любил. И люблю. Так что, слишком дорогой ценой обошлось мне это знание, чтобы сомневаться в нем.
Приведя себя в порядок и затолкав вовнутрь какой-то еды, я отправился в больницу к майору милиции Локтионову. Склонять его к совершению тяжкого преступления. А заодно и на мятеж против системы.
— Ты сам-то понимаешь, что ты сейчас мне сказал? — угрюмо поинтересовался мой непосредственный начальник.
В больничный двор я его вытащил за руку прямо из процедурного кабинета. Выслушал майор меня не перебивая. На смерть Софьи он отреагировал профессионально. То есть, без эмоций. Меня это царапнуло, но, вспомнив, сколько раз я сам также воспринимал смерти чьих-то близких, я задавил в себе вспыхнувшую неприязнь. И тем более, произнесенная им сейчас фраза мне очень не понравилась.