А мой наставник задумчиво прихлебывал свое питье, рассматривая молчаливых, но улыбчивых барышень в белых одеждах, суетящихся по ту сторону раздачи.
— Как у тебя отношения с операми складываются? — спросил он меня, отвлекшись от созерцания моих кормилиц.
— Пока никак, — честно ответил я, — Руки до них пока не доходили. Так, в столовой мельком и по именам даже не всех знаю, — Отдельные поручения им направляю, но толку пока никакого.
— Вот это плохо! Это Данилин с Захарченко могут меж собой хоть языками, хоть зубами цепляться, а тебе с операми дружить надо. Особенно сейчас. Ты только наглеть им не позволяй.
Каретников толково наставлял меня, щедро выдавая зерна без плевел, выдавая и без того давно известные мне истины.
— Но имей в виду, когда надо кого-то из оперов взбодрить или на место поставить, обходись своими силами, начальству не фискаль. Если правильно сумеешь с операми отношения выстроить, сильно себе хлопот убавишь. И думай, Сергей, какой информацией с ними можно делиться, а какую лучше придержать. Информация, она штука обоюдоострая.
Мой советчик помолчал и, отхлебнул свежего варева уже из другой кружки, которую со свежезаваренным питьем ему подала улыбчивая прелестница с ямочками на щеках.
И потребовал.
— Вот что, Сергей, ты принеси мне дело по серии. По всем кражам. Все, какие есть материалы, принеси. Крутятся у меня мысли по прошлым нераскрытым.
Глава 4
Проснулся я у себя дома. Вчера мне все-таки удалось выполнить свое обещание, выданное начальнице. И даже два раза. И все оба раза от души. Но ночевать я все-равно пошел домой. Я еще из прошлой жизни твердо знал, что, если есть своё лежбище, то квартировать у женщины с неустроенной личной жизнью чревато. Прежде всего потерей свободы. Правда, потерей в обмен на устроенность той самой личной жизни и той самой женщины. На мой взгляд, это слишком уж неравноценный обмен. Если только при виде этой женщины тебя не бьет волнительный озноб и не расслабляются, как тающий воск, все члены организма. За исключением одного. Н-да…
В отсутствие Ахмедханова, вдруг заболевшего какой-то сердечной болезнью, оперативки стали проходить более спокойно. Но и без него личному составу следственного отделения начальствующий майор Данилин спуску не давал. Нарушители УПК и волокитчики исправно и в достаточных количествах получали крупной соли и жгучего перца под хвост. Меня пока-что барская строгость обходила стороной. Равно, как и барская любовь. Но я и поводов для нареканий пока вроде бы не давал. Впрочем, о чем это я?! Если начальству вдруг приспичит взбодрить меня, то меньше всего его будет заботить наличие какого-либо повода.
— Что у тебя там по срокам, Корнеев? — дойдя до меня по кругу, упер мне в переносицу взгляд суровый майор, — В делах своих еще не заблудился?
— Не заблудился, Алексей Константинович! — изобразил я бодрое выражение лица, поднявшись со стула, — У меня всё в пределах дозволенного! — я постарался не заметить, как на эту вольность неодобрительно дернулась Зуева.
— Сегодня закончу с Брусенцовым по сто пятьдесят четвертой. Ознакомлю его с постановлением о прекращении и карточки сразу выставлю. Я его на десять вызвал! — бодро доложился я руководству по движению того скандального дела, за которое меня уже не раз пнули.
— Ну и слава богу! — Данилин потянулся за сигаретами, — А чтобы тебе скучно не было, вот, прими материал! — он толкнул мне по столешнице тонкую стопку казенных бумажек, сцепленных скрепкой.
— Дело это, как бы сказать, тухлое, — майор со злорадством зыркнул на меня, прикуривая, — Но я в тебя верю, ты у нас парень способный, справишься! Мне даже показалось, что Алексей Константинович где-то глубоко в душе надо мной веселится. Мелькнуло что-то такое в его глазах. А, может, мне это просто почудилось.
— Злодей внизу, в обезъяннике, тебе даже повесткой вызывать его не надо! Его пока по мелкому оформили, чтобы содержать в камере основания были. Так что ты зайди в дежурку, скажи, что он за тобой, а то они его в суд отвезут! — как-то уж слишком благодушно сообщил мне эту в общем-то немаловажную частность отец-командир. И смотрел он опять в этот момент на меня непривычно приветливо.
— Ты, Корнеев, разберись с этим засранцем со всем тщанием и прими по нему безошибочное процессуальное решение! — уже, как обычно сухо, повелел начальник.
— Есть разобраться и принять решение! — подчинился я требованию руководства. С облегчением и чувством глубокого удовлетворения понимая, что на этом мое общение с ним исчерпалось. По крайней мере, на ближайшие пару часов, так это уж точно.