Но, что еще удивительней, вслед за ним в кабинет переваливаясь по-утиному, вкатилась массивная тетка с грушевидной фигурой и с лицом, похожим на перевернутую большую сковородку. Глаза у тетки, как два уголька, жгуче сверкали из двух узких горизонтальных щелок. И я сразу почему-то понял, что высверки эти ничего хорошего мне не принесут. А когда порог преодолела третья фигура, так похожая упитанным ликом и своей грушевидностью на широколицую мадам, я понял, что это единая семья. По крайней мере двое из троих. И фамилия у них у обоих — Вязовскины. Даже не будучи профессиональным физиономистом, можно было со стопроцентной уверенностью утверждать, что меня посетил Алексей Мордухаевич Вязовскин со своей маман. Звать на помощь Ломброзо нужды не было.
Странно это, ведь бздун Алёша сейчас должен был находиться внизу. В камере для задержанных при ОДЧ. Кто это без моего ведома его решился выпустить?
— Иноземцева, выйди! — рыкнул замполит, — И вы, молодой человек, обождите в коридоре! — приказал Брусенцову политический майор Мухортов.
Так вот ты какой, северный олень! Разноцветные стеклышки в мозгу начали складываться в логичную стройную картинку умственного калейдоскопа. Похоже, именно этим большим милицейским начальником из числа своих родственников и пытался вчера запугать общажных пролетариев Алёша. Экий кунштюк! Но, с другой-то стороны это же хорошо! Это не просто хорошо, это прекрасно! Ведь это тот самый политический крысёныш Мухортов, который на мою квартиру пытается свою волосатую лапу наложить! Сука такая! Любитель беллетристики! Н-да…
— Отставить, подследственный Брусенцов! — рявкнул я на поднявшегося со стула спекулятивного студента и тот камнем рухнул на место.
— Вы, товарищ майор, вероятно что-то перепутали! — сузив глаза почти до состояния «аля Вязовскин», я с добрейшей улыбкой обратился к замполиту, — В данный момент я провожу сложнейшее процессуальное действие и ваше вмешательство не просто неуместно, оно категорически противозаконно!
Мне очень хотелось, чтобы вот прямо сейчас, в присутствии Юлии и Брусенцова, Мухортов наговорил мне начальственных гадостей. А, если повезет, то хорошо, чтобы он еще и пригрозил мне, лицу процессуально независимому, какими-нибудь дисциплинарными карами.
Икряная Юля, испуганно косясь на замполита, бочком-бочком и вытекла из кабинета. Теперь, из возможных свидетелей у меня остался только Брусенцов. А это не есть хорошо. Против Мухортова и семейства Вязовскиных осталось нас двое. Вернее, полтора. Потому как самое неудобное для меня, это то, что Брусенцов является лицом от меня зависящим, поскольку формально на данный момент времени дело в отношении его я еще не прекратил. А, следовательно, свидетель из него никакой. Да еще он у меня сейчас в единственном экземпляре. А, значит, веса в нем почти, как в том бланке постановления, с которым он сейчас ознакамливается.
— Ты чего несешь, Корнеев?! — изобразил удивление на лице замполит, заметно сбавляя обороты, и искоса зыркая на Брусенцова, — Кто тут в твои следственные дела вмешивается?! Никто и не думал вмешиваться! Ты удели мне пару минут и расследуй свои дела дальше! Уделишь?
Оп-па, не все еще потеряно, Мухортов не совсем идиот и надо этим пользоваться.
— Так точно, товарищ майор, уделю, — включил я дурака-служаку, — Злодея вот только к коллегам на сохранение пристрою и уделю! — я начал в темпе прятать дела в сейф.
— Пошли, Брусенцов, на сохранение! — свирепо глянув на студента, кивнул я ему на дверь.
Ничего не понимающий Александр, съежившись поплелся в коридор. Не крякнул бы парень! Я только сейчас вспомнил, что у моего подследственного серьезные проблемы с сердцем. Приобняв студента, я быстро вывел его в коридор, растолкав в стороны маму с сынулькой. Не принялись бы они меня сейчас по-семейному на пару травить, как Алёша давеча Дусю. Хотя, при Мухортове не посмеют. Наверное.
— Ты не ссы, Санёк, дело твоё, считай, уже прекращено! — вполголоса успокаивал я спекулянта-сердечника, — Через полчаса поставишь закорючку и свободен на все четыре стороны! — продолжал я шипеть оживающему Брусенцову, уводя его по коридору за угол.
— Мне помощь твоя нужна, Александр, пособишь? — я развернул к себе лицом будущего экономиста.
— Помогу! Всё, что хотите сделаю, Сергей Егорович! — решительно мотнул головой болезный, — Вы только скажите, что надо и я всё сделаю!
Было видно и понятно, что служить мне Брусенцов готов не за страх или за денежные знаки, а за совесть и от всего своего больного, но чистого сердца. И это тоже для меня очень хорошо. Теперь осталось зарядить подруг-соседок и тётеньку с богатым ртом.