Какая же она все-таки золотая женщина, подумалось мне. А какие пироги печет! Классика мне не переплюнуть, но всё же!... Вот, если бы, к кулинарным способностям и божественной заднице Лиды, добавить шарм и темперамент Эльвиры... А ко всему этому пристроить роскошные сиськи саратовской Людмилы! Мммм!!! Но, кажется, и у Аньки Злочевской, тоже вроде бы должны быть неплохие сиськи... И задница у нее, определённо, не менее знатная! Да что там, очень даже хорошая у Нюрки задница! Н-да...Мои возвышенные мысли о женском совершенстве были прерваны принесенным мне в постель на подносе чаем с тремя сыро-маслянными бутербродами. На каждом из них сверку лежала ветка укропа. Всё, как я люблю! Спустившись с небес, я благодарно погладил заботливую начальницу по бедру и жадно принялся поедать принесенное. Запивая поданную вкусноту сладким чаем с плавающей в нем долькой лимона.— Не надо голубцов! — набитым ртом пробубнил я, — Про голубцы, это я так, это я от голода ляпнул! — уже более внятно пояснил я, проглотив пережеванное.Лида счастливо улыбнулась и с пустой посудой опять умчалась на кухню.Утром следующего дня мы явились на службу порознь. Мне удалось необидно и вполне аргументированно запудрить отнюдь неглупые мозги Лидии Андреевны.— Душа моя! Да, начальство и прочий люд могут, конечно, про нас с тобой догадываться, — терпеливо внушал я ей за завтраком, — Но, это фигня, это полбеды! А вот, как только мы с тобой перестанем таиться, мне сразу же придется перевестись к Алдаровой, — при этих словах Зуева нахмурилась, — Или, того хуже, я буду вынужден совсем уйти. В другой РОВД города! Ты ведь лучше меня знаешь, что не дадут нам вместе работать! Будь ты рядовым следователем, то еще куда ни шло, а так... Ты же сама понимаешь, затравят нас! Анонисты своими подмётными доносами со свету нас сживут!
Лида, пусть и нехотя, но была вынуждена согласиться с моими доводами. И все же я понимал, что эта передышка дана мне ею не надолго. С другой стороны, никто мне не обещал спокойной идиллии в отношениях с женщинами. Особенно, с таким моим искренним уважительным и добрым расположением к ним. Выбор у меня был невелик. Тут уж либо так, либо этак! Или ложиться под надгробный камень семейной жизни и завистливо выглядывать из-под него на проходящую мимо в миниюбках жизнь, или оставаться в своём прежнем статусе холостяка с активной жизненной позицией. Третьего не дано.
Как же хорошо и спокойно живется мужикам, которым кроме футбола, пива и рыбалки ничего не надо! В меньшей степени, но так же комфортно летовать примитивным развратникам и прочим греховодникам. Которые ведут свой постыдный аморальный образ жизни, руководствуясь лишь низменными инстинктами. Но тяжелее всего приходится в этой жизни таким, как я. Тем, кого и в первой, и во второй жизни, как у меня, высшие силы направили сюда, на землю, дарить радость женщинам. По мере имеющихся на то сил, здоровья и душевного равновесия. Нет, я не пенял на крест, который я, пусть и с трудом, но достойно нёс сквозь терни и по этой своей новой жизни. Плохим в этой ситуации было только одно. Что не все женщины были готовы понять и принять в моем лице волю высших сил и провидения. Далеко не все. Практически никто из них! Так было и в прошлой моей жизни, но ничего не поменялось и в этой. Все мои любимые женщины хотели монопольного владения моей плотью, умом и сердцем.
Примерно так я себе объяснял правоту своей человеколюбивой позиции. Исходя из возложенной на меня почетной миссии. И безусловно считая женщин не только людьми, но и лучшей их половиной. При этом обоснованно дистанцируясь от примитивных и бездуховных мерзавцев, живущих в грехе и похоти. Ведь, что самое главное в ситуации, когда душу начинают посещать сомнения? Главное, это правильно самому себе про себя же всё объяснить! Особенно это целесообразно делать, когда окружающие любимые женщины начинают одновременно посягать на самое святое. На мою свободу.— Что у тебя по делу Вязовскина, Корнеев? — прервал мои размышления о морали и нравственности, сверх всякой меры сегодня злой и плохо выбритый майор Данилин. — Дело, между прочим, арестантское, человек сидит, а движения нету! Почему до сих пор обвинительного заключения нет? — продолжал на меня напирать начальник.Дался ему этот душистый перец! Ну сидит себе и пусть сидит! Сроки у меня не скоро выйдут, в запасе еще месяц и даже больше. Я встал и начал вспоминать, что там у меня по делу. И что-то мне подсказывало, что дело не в деле.— Время еще есть, товарищ майор! — уверенно начал я заправлять арапа, — Поэтому и жду, когда обкомовцы и прокуратура свою проверку проведут. В просак попасть не хочу, Алексей Константинович!— Думаешь, что ты самый умный? Имей в виду, лейтенант, что пока не разберешься с обвинительным заключением по этому делу, никаких отгулов ты не получишь! И даже начальник райотдела меня не заставит тебя отпустить. Ты в этом даже не сомневайся!— Понял, товарищ майор! За сегодня, ну край, за завтра, я это дело сдам в прокуратуру! На утверждение обвинительного заключения или по подследственности!Возразить на такой аргумент Данилину было нечем, но я видел, что челюсти он разжимать не хочет. Поэтому я демонстративно отвел взгляд на сидящего неподалеку Пичкарёва, давая тем самым понять злобствующему руководству, что догадываюсь о причине его необоснованного в отношении меня гнева.Павел Виленович сегодня был без пляжных декораций. Их заменял толстый слой неубедительной штукатурки. Быть может, это его жена Татьяна, сменив все сметающий на своем пути гнев на милость, поделилась с фетишистом-мужем недельной нормой своей косметики. Замазав, совсем недавно и собственноручно нанесенные супружнику увечья. Либо тот сам расстарался и освоил профессию гримера, добыв где-то всё необходимое.Смотрелся Пичкарёв ужасно. Как смотрится второпях загримированный покойник после жуткой автомобильной аварии. Да уж! Видит бог, лучше попасть под летящий грузовик, чем под его гневливую Танюху! Очень уж она принципиальная и строгая женщина. Хорошо, что Лида у меня не такая. И Эля с Таней. И да, переборщил, наверное я с трусами, надо было одни Павлику в портфель положить. Оно и обокраденным мной девкам тогда урона было бы вполовину меньше. Ну да чего уж теперь... Подумал я это и сразу же отогнал весь пацифизм от своего доброго сердца. Потому что встретился взглядом с горящими злобой глазами на плохо нарисованном лице Пичкарёва. В них столько было лютой ненависти, что я всерьез задумался о том, как бы перекрыть моему недругу доступ в оружейную комнату РОВД.Заметив наши с Павлом Виленовичем переглядки, строгий, но от того не менее мудрый начальник, мигом от меня отстал, позволив тем самым уйти мне из сектора обстрела. Пока еще только обстрела огненными взглядами из глаз увечного фетишиста, злобно меня прожигающими.Отстав от меня, Данилин быстро утратил интерес к оперативке и отпустил личный состав по норам. Это очень плохо, что главным притяжением его внимания теперь являюсь я.Обдумывая сложившуюся ситуацию, я какое-то время никак не мог зацепиться за мелькавшую в голове мысль. Которая как-то была связана с безосновательными попрёками шефа. Прояснение наступило, только когда я свернул в свой тупик.Чтобы раз и навсегда избавиться от дурно пахнущего Вязовскина и его не менее тухлого уголовного дела, надо было срочно с ним встречаться. Но сначала надо было переговорить с Анютой. С той самой, которая Злочевская.Честно заявив Зуевой, что мне нужно в прокуратуру по делу, за которое так переживает наш шеф, я напросился по телефону к своей бывшей пассии. Вернее, к подруге своего донора. Нюрка мурыжить меня не стала и согласилась через полчаса уделить мне время.— Ну я не знаю! — опять растерянно протянула Злочевская, после того, как я в восьмой раз, но уже под другим углом выложил ей свои мысли, — Ты же понимаешь, что это не прокурор нашего района решать будет! Я когда в обком с материалами на тебя ездила, меня даже в кабинет не пустили! — вдруг совсем неожиданно призналась мне Нюрка. — Я целый час в приемной просидела, пока они там документы смотрели.Я уже полчаса уговаривал Аньку пойти к прокурору Октябрьского района, у которого она числилась помощником среди прочих, себе подобных. Я видел, что ей и хочется и колется. Все таки страшная это штука, государственная служба. Всяк, кто на нее попал, становится рабом и трусом. И, чтобы осмыслить всю иллюзорность нахождения на ней и понять, что на самом деле бояться бюрократической системы не обязательно, нужно прийти в жизнь во второй раз