— Это что будет? — округлив глаза, полюбопытствовала моя юная захребетница, когда получившие от меня обещанную мзду грузчики, удалились за пределы квартиры.
— Это не будет, это уже есть мебельный гарнитур в эту вот самую комнату! — не стал утаивать я назначения доставленных ящиков, — Югославский гарнитур, если верить Светлане Сергеевне и этим вот заграничным надписям, — указал я носком туфли на расписной бок ближайшего монстра.
— Дорогой? — зачем-то шепотом спросила Лиза.
— Дорогой! — признаваясь, грустно покачал я головой, — Раз в пять дороже всех твоих тряпок. А ты с какой целью интересуешься? Спереть хочешь? Ты, если, что, учти, я вообще-то в милиции работаю!
Елизавета с минуту удивленно на меня смотрела и только потом звонко рассмеялась, перекликаясь с эхом пустых просторных комнат.
Отсмеявшись и вытерев глаза, она вернула серьёзный вид и снова принялась проявлять бабье любопытство.
— Ты здесь с Лидой будешь жить или с Наташкой? — простодушно начала она выведывать мои житейские планы.
— Ну, ты-то куда лезешь, пигалица сопливая! — неожиданно для самого себя вскипел я, — Зуева мне весь мозг выскребла, теперь еще и ты туда же! Один я тут жить буду! Поняла⁈ Один! Ты с Паной, а я здесь один! Поняла меня⁈
— Поняла! — неожиданно спокойно и даже не обидевшись на «сопливую пигалицу», ответила Лиза, — И правильно! Нечего их сюда приваживать! Рано тебе еще семью заводить, легкомысленный ты пока еще! — словно заматеревшая и ненавистная тёща, припечатала меня юная засранка.
— Домой иди, а мне на работу пора! — прекратил я неприятный для себя разговор, — Мне по делам ехать надо, а потом на работу еще! Деньги у тебя есть?
— Есть! — сразу ставшая серьёзной, кивнула урюпчанка, — Четыре рубля и семьдесят шесть копеек! — без запинки отчеканила хозяйственная Лиза, — Тебе деньги нужны? — она полезла в карман куртки-джинсовки.
— Нужны, конечно, но не такие большие! — успокоил девчонку, — Ты купи хлеба, молока и яиц. Они всегда должны быть в холодильнике! Вот, возьми еще на всякий случай! — протянул я ей трояк.
Расставшись с уже заметно упитанной племянницей, я поехал в промышленные ебеня на пролетарскую окраину города. Не забыв посетить гастроном. Решив не мелочиться, я по блату прикупил не только шампанское с коробкой шоколадного ассорти, но и несколько банок растворимого кофе. На выходе увидел вывеску кулинарии. Из неё я вышел с картонной коробкой, в которой потел жирным кремом торт.
— Кто он тебе? — после того, как закрывшись на ключ в её кабинете, и уже употребили по одной чайной чашке шампанского, спросила меня Боровикова.
— Друг! — просто и коротко ответил я, — И товарищ по службе.
— Просто друг? — еще пристальнее посмотрела на меня, много, что понимающая в этой жизни женщина.
— Да, Светлана Васильевна! — я не стал отворачивать взгляда и даже прищурился, всмотревшись навстречу её глазам, — Друг! Такой же, как и вы! — добавил я, ненадолго задумавшись. Мы с ним, некоторым образом, однажды вместе жизнью рисковали. И, быть может, еще когда-то рискнём. И я имею все основания полагать, что он меня не предаст.
— Хорошо, Серёжа! Тогда давай, мы с тобой коньячка выпьем! Чего мы, как школьники шипучкой наливаемся! — Боровикова встала и, подойдя к стеклянному шкафу с какой-то документацией, достала оттуда почти полную бутылку «Белого аиста», — Будь по-твоему, Серёжа, получит твой друг трёхкомнатную! — вопреки этикету она сама набулькала коньяка в чашки и подняла свою.
Выпив молдавского, и надо признать, неплохого напитка, мы закусили конфетами из уже початой коробки. Подаренную мной, Боровикова спрятала в холодильник.
— Наливай еще по одной! — распорядилась командирша соцкультбыта оборонной махины союзного значения. — Раз пошла такая пьянка, Серёжа, заселим-ка мы твоего Гриненко в дом на Садовой! Там сейчас в основном коммуналки. Но мы через месяц, максимум, через два, дом сдаём в новостройках. И Садовую будем в него расселять. В отдельные квартиры. А в старом будет произведён капитальный ремонт и туда уважаемые люди постепенно заселяться будут. Тот же обком там себе две квартиры зарезервировал. Ну и наша дирекция там свои жилищные условия улучшит. Этот дом ещё пленные немцы строили. Там самые маленькие комнаты не меньше двадцати квадратов! И потолки в три с половиной метра. Как ты на это смотришь? — Боровикова звякнула своей чашкой о мою.