— Так, о чём мы говорили? — спрашивает она, вращая телефон в руке. — Ах, да… Деньги… Так вот…
Мой взгляд цепляется за пейзаж на задней стенке мобильника. Цветущая сакура, озеро, пирс… Но уже через секунду телефон поворачивается ко мне другой стороной, и я вижу сочную фотографию на экране.
На снимке парнишка лет трёх-четырёх. Забавный карапуз с большими карими глазами и родинкой на правой щеке. Бабульки, увидев такого, обычно умиляются, ахают и трижды плюют через плечо.
А я смотрю на него и едва сдерживаю крик…
Глава 53
Он смотрит на меня огромными карими глазами и лучезарно улыбается, и сжимает крохотными пальчиками нарядного плюшевого мишку.
Тот блестит чёрными глазами-пуговицами, козыряет алым накрахмаленным бантом, ослепляет глянцем картонной бирки "Мир детства и Ко". Он только-только сошёл с конвейера.
Пройдёт время, и эта игрушка превратится в прожённое сигаретой одноглазое нечто. А её хозяин, этот малыш с ангельской улыбкой и пухлыми щёчками, обернётся чудовищем на синей "ауди". Чудовищем, не знающем границ, наглым и жестоким.
Футболка, которую я прежде аккуратно складывала, старательно расправляя каждый залом, за секунду становится тряпкой в моих потных ладонях. Кулаки сжимаются сами собой, и я слышу, как нежный хлопок трещит между пальцами.
Я выпускаю несчастную вещь из рук, и не сводя глаз со снимка, медленно поднимаюсь.
Лара тем временем указывает взглядом на купюры, лежащие на столе:
— Возьми эти деньги! Тут…
Обратив внимание на меня, спиной отступающую к выходу, Лара осекается. Она видит мои распахнутые ужасом глаза, слышит моё сбившееся дыхание и меняется в лице.
— Даша? Что с тобой? Ты смотришь так, будто за моей спиной призрак!
Женщина смотрит взволнованно, опять кривит идеальные брови, театрально оборачивается.
"Призрак у неё не за спиной!" — кричу про себя.
"Призрак у неё в руках!" — кричат мои скрученные страхом внутренности.
"На фотографии в телефоне!" — бьётся в грудной клетке сморщенный комок, оставшийся от сердца.
— Этот мальчик… — дрожащей рукой указываю на снимок. — Я знаю его…
Лара обращается к цветному изображению на экране.
— В самом деле? Это детская фотография Костика. Здесь ему три года. Интересно, где вы могли с ним видеться? Сколько тебе? Девятнадцать? Когда ты родилась, он успел справить свой первый юбилей, и уже два года жил с отцом в Пригороде. Специально поставила эту фотографию вместо обоев. Чтобы Костик знал, что я никогда о нём не забывала.
— У него родинка… — сдавленно произношу я и, осёкшись, сглатываю. И делаю ещё один осторожный, неуверенный шаг назад. — И глаза…
— Фамильная мушка Стрельцовых! — ядовито хмыкает Лара. — Такая была у его матери, у деда, у прадеда. И у меня, — она трогает свою идеально белую и гладкую щеку. — Но я свела её к чёртовой бабушке! А глаза достались Костику от папаши. Когда-то моя глупая сестричка попалась на его колючий карий взгляд. Доверилась его густым ресницам, пропади они пропадом! Этот, наверняка, такой же! — она кивает на изображение мальчишки. — Ловелас. Сердцеед. Стрельцов Константин Игоревич… Правда, сразу после переезда к отцу Костик сменил фамилию. Этот подонок всё же признал в парнишке своего. И стал наш мальчик Кинишевым.
"Нет! — кричит мой стянутый спазмом желудок. — Он стал Полянским!"
"Станиславом, мать его, Владимировичем!" — кричит сморщенный комок в моей груди.
— Это Полянский! Стас Полянский! — кричу я уже в голос.
Лара реагирует моментально. Вскидывает на меня свой фирменный взгляд, изящно выгибает левую бровь, улыбается краешками губ:
— Кто?
— Адское чудовище, искалечившее мне жизнь!
— Детка, ты что-то путаешь! — возражает женщина. — На этом снимке Костик, сын моей покойной сестры! — она держит телефон на вытянутой руке, тычет в меня фотографией на экране.
По центру часы. Цифры меняются на моих глазах.14:01
Успеваю подумать, что Апрельские опаздывают и, возможно, не приедут вовсе.
Это даже к лучшему. Потому что я подвела их. Димкины задачи так и остались нерешёнными.
Но на фоне почти рухнувшей жизни потеря клиента кажется мне сущей мелочью.
— Видишь эту рубашку? — Лара тем временем стучит акриловым ногтем по экрану. — Я лично покупала её. И эти брючки на лямках, и эту игрушку. Анфиски уже месяц не было в живых. А Костик каждый день плакал и звал маму. Чтобы как-то утешить ребёнка, я поехала в "Детский мир" и стянула с полки первого попавшегося медведя. Видела бы ты как мальчишка прижал его к себе…
Медведь!
Ну, конечно!
Ладно, соглашусь, маленькие дети могут быть очень похожи друг на друга. На общей классной фотографии бабушка не раз путала меня с Дариной Козловой. Такой же тёмненькой. С такой же чёлочкой. И блузки мы с Дариной носили одинаковые.
Я тоже могла спутать Полянского Стасика с Кинишевым Костиком.
По ошибке признать в невинном ребёнке будущего хулигана и насильника.
Но!
Игрушка!
Собранная из ткани и ниток, украшенная пуговицами и лентами, помеченная подписью производителя на картоне она не могла израсти и поменяться.
Да, сейчас она лишилась глаза и прежнего лоска, и не может похвалиться гладкостью банта. Но это тот самый медведь, что сидел у меня за дверью пару дней назад. Тот самый медведь, что магически исчез вскоре после этого. Вместе с телефоном и паспортом. И моим покоем…
Вот она, глянцевая пуговица, которая нынче беспомощно болтается на чёрной нитке. Вот она бирка с заломом посередине, который сохранился по сей день. Наверно, заводской брак. А вот шёлковая лента, которая спустя время будет извиваться и корчиться в беспощадных объятиях пламени.
В ту июльскую ночь этот медведь стал безмолвным свидетелем случившегося. Он сидел на комоде в дальнем углу комнаты и уцелевшим блестящим глазом наблюдал за происходящим.
Равнодушно смотрел, как Полянский толкнул меня на кровать, как схватил за бёдра жадными голодными пальцами и отнял у меня самое дорогое…
Этот медведь видел всё. Я помню, как его лохматый силуэт двигался в такт моим безвольным движениям.
Я закрываю лицо ладонями и прячу в них жгучие слёзы. Душа рвётся на части. Воспоминания снова обступают меня кольцом, цепляют, щиплют, стягиваются петлёй на горле, мешают дышать.
Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!
— Даша! Да что с тобой? — слышу я голос Лары сквозь дьявольский гул в голове.
Её присутствие отрезвляет.
Я стираю с ресниц солёные капли, делаю глубокий вдох и произношу стальным тоном:
— У меня для вас плохие новости. Этим медведем играет теперь другой "мальчик".
Лара ведёт кашемировым плечиком:
— И что с того? Костик давно вырос. Весной ему будет двадцать четыре…
— Полянскому тоже двадцать четыре! Надо же! Случайное совпадение! — злобно огрызаюсь я.
— Почему ты всё время его упоминаешь? — вопрошает Лара.
Я отвечаю:
— Два дня назад он бросил эту игрушку у моей двери. Он был здесь, понимаете? Долго стучал, а позже оставил послание. Видели надпись автомобильной краской? Вы подумали на Костика. Обозлился? Расстроился? Был пьян? Не-е-ет… — качаю указательным пальцем из стороны в сторону. — Это сделал Полянский. И обращался он ко мне. Это меня он называл тварью! Понимаете? Я видела его красный пуховик и затылок, обтянутый в серую шапку. Вашему Костику нравится красный цвет?
Лара не успевает ответить.
— Что вообще Вы знаете о своём племяннике? Когда Вы видели его в последний раз? Двадцать лет назад, когда делали это фото? — указываю глазами на потухший экран мобильника в её наманикюренных пальцах. — Вы знаете, как с возрастом изменился голос Вашего племянника? С кем он сейчас общается? С кем дружит?
Лара молчит в ответ. Потому что я попала в яблочко. Она не знает, каким вырос Костик. Она помнит его ревущим мальчишкой, требующим вернуть ему маму.