Выбрать главу

Я не выдерживаю и выкрикиваю:

— Эй! Ничего, что я тоже здесь?!

Услышав мой голос, парочка оборачивается и в меня впиваются сразу две пары глаз. Одни густо накрашенные Светкины и другие глубокие карие…

Не Полянского…

Что за чёрт?

Я даже щурюсь, чтобы убедиться, что зрение меня не подводит.

Плечи, стрижка, родинка на правой щеке — его. Куртка в прихожей, одеколон и запах сигарет — всё его! А глаза чужие! Тоже карие, так же очерчены густыми ресницами… нодругой формы глаза!

Я моргаю тысячу раз прежде чем до меня окончательно доходит, что это не Полянский!

Передо мной стоит другой человек!

Другой! Понимаете?

И я готова обнять его за это!

А вот он, кажется, настроен ко мне совсем не дружелюбно.

С его лица сползает игривая улыбка, блеск в глазах растворяется, а брови съезжают к переносице.

Полянский… к-хм, вернее очень похожий на него молодой человек, отстраняется от Светки и на триста шестьдесят разворачивается ко мне.

А дальше всё происходит слишком быстро.

В три шага он вырастает передо мной, больно хватает за плечи и встряхивает словно куклу.

— Вот мы и встретились, мерзкая тварь! — скалится громила, обнажая белые зубы.

Я взвизгиваю от боли в ключицах, а Светка выкрикивает:

— Эй, что происходит? Кинишев, отпусти её!

А дальше она обращается ко мне:

— Соколова, откуда ты знаешь Костика?

Я хочу сказать, что не знаю его, но не могу. Мне трудно дышать в стальных "объятиях" этого парня. Открываю рот, а оттуда ни звука, только слабый выдох.

Так вот ты какой, Кинишев Костя!

Ментовской сынок. Ларин племянник. Мальчик с фотографии в её телефоне, выросший в огромного детину и живущий теперь на Центральной вместо меня.

"Боже, до чего же ты похож на Полянского! — думаю про себя. — Неудивительно, что я приняла тебя за него!"

— Зай, сейчас же оставь в покое мою подругу! — между тем вопит Лапина. — И объясни, что происходит?

Зай повинуется Светке и отпускает меня. Вернее отталкивает с такой силой, что я ударяюсь затылком о дверной косяк. А сам он медленно отступает, продолжая вдоль и поперёк полосовать меня жгучим взглядом.

— Спрашиваешь, что происходит?.. — выплёвывает он Светке, не оборачиваясь. — Эта сука убила моего друга…

— Что? — выдыхает Лапина, выглядывая из-за его плеча.

— Что? — выдыхаю я.

Светка смотрит на меня, я смотрю на парня, а тот сжимает кулаки, мечет глазами молнии и то белеет, то краснеет от напряжения. Долбанный хамелеон!

Наступает звенящая тишина. Кажется, воздух в комнате вот-вот заискрится от напряжения.

— Зай, я не понимаю? — чуть слышно произносит Светка, а сама смотрит на меня так, будто уже поверила своему громиле. — Она же моя подруга…

— Расскажешь подруге, что да как? Или я сам? — верзила обращается ко мне, но я молчу. Потому что не понимаю его.

— Поляныч был моим другом, — без лишних прилюдий начинает Костик. — Да каким, нахрен, другом… Настоящим братаном! Мы даже похожи с ним были. Татуху видишь? — тычет пальцем в дракона на плече. — Я её в память о нём набил. У него такой же был. А мушку под глазом видишь? — указывает на родинку. — Он себе такую же нарисовал. Потому что мы с ним как братья были! Куртку одну на двоих носили! Сигареты одни и те же курили! Понятно тебе? Поляныч был классный чувак. У него лишь один косяк был. Напивался в сопли.

Дальше громила оборачивается к Светке и говорит только с ней, будто меня вовсе нет.

— В тот вечер она, — псевдо-Полянский дёргает подбородком в мою сторону, — позвала его на свидание. Этот дурак взял мою машину и махнул в город. Потерялся на двое суток, а на третьи заявился ко мне бухой в хлам и рассказал всё как было. Мол, встретился с ней, — опять указывает на меня, — привёз к себе, вина выпили, то да сё, а потом крышу, говорит, сорвало. Сам не помню, говорит, как на неё набросился, и что делал? У самого теперь душа, говорит, в клочья. Не простит, говорит, она меня. Такое, говорит, не прощают! Теперь мстить будет, говорит. Если честно, я ни хрена тогда не понял. А Поляныч потом ещё три недели бухал, не просыхая. Ну и я вместе с ним. И вот как-то вечером он опять у меня машину попросил. Я, говорит, к ней поеду! Найду её, в ногах валяться буду, пока не простит. Машину-то забрал, только до города не добрался. Утром мой отец со смены пришёл и выдаёт: "Стас-то ночью в окно вышел! Знаешь?"

Громила переводит дыхание и продолжает:

— Меня по допросам таскать начали. Мол, ты же его друг, можешь помочь следствию. Машина, говорят, у дома твоя стояла. По клубам-барам вы вместе ходили. Ни хрена, говорят, это не несчастный случай. Мы говорят, Полянского знаем, он в наших стенах частый гость. Сам бы он такого не сделал. Там, говорят, и борьба на лицо, и полно всего. Колись, говорят, Костик, бабу что ль не поделили? Короче, его смерть чуть на меня не повесили, но батя впрягся. С его помощью обставили всё, как несчастный случай. Но мне с того дня в нашей деревне житья нет. Мать, старуха Полянская, по улицам ходит и на каждом углу орёт: "Убийца! Убийца! Кинишев — убийца!" Люди от меня шарахаются, пальцами тычут. Хотя я вообще не при делах. Но знаю, кто мог желать смерти моему другу… — глядит на меня, а у самого глаза красные. — Ты, Соколова! Тебя он тогда в родительской спальне трахнул и от тебя потом мести ждал!

Громила опускается на диван и продолжает:

— Когда весь "Жемчужный" против меня поднялся, только Стёпка, местный дурачок, мне поверил. Он сказал, что в день "несчастного случая" видел у дома Полянских фигуру женскую. Говорит, одета была, как невеста. Вся в белом. И очки огромные на ней были. На черепаху, говорит, похожа из мультика. Я и раньше предполагал, кто мог это сделать, а после Стёпкиных слов окончательно убедился, — Костик упирает локти в колени и сцепляет руки в замок. — "Черепаховые" очки в нашей деревне бабы не носят. Тамошним модницам эта штуковина не по карману. И всё же была там одна, что вечно из толпы выделялась… И деньги у неё, и шмотки сплошь заграничные. — опять глядит на меня исподлобья. — Не догадываешься, о ком я, Соколова?

Догадываюсь… Подходящая по описанию женщина в "черпаховых" очках уже встречалась на моём пути. Когда-то она подобрала меня у обочины и привезла в город. Но я молчу.

— Я о матери твоей говорю, о Татьяне Алексеевне! — подсказывает мне Костик. — Та постоянно в своих "черепаховых" очках по Центральному Пригороду разгуливала. А теперь, видимо, и к нам в "Жемчужный" наведалась. Точно в день смерти Поляныча! К самому его дому! Надо же, совпадение! На самом деле этого следовало ожидать. Поляныч обошёлся с тобой как мудак, и твоя мать пришла за ним. Я отцу так и сказал, но тот приказал мне молчать. А знаешь, почему? — спрашивает, будто я и вправду могу это знать. — Да потому что батя мой как последний дурак твою мамку любил! Двенадцать лет бегал за ней как мальчишка. Букеты-конфеты дарил, кольца-серьги покупал, деньгами помогал, постоянно из дерьма вытаскивал. А в этот раз готов был меня, родного сына, в дерьмо окунуть, лишь бы Танечке его ничего не было. А мне из Пригорода пришлось валить. Бросить дом, работу, знакомых кучу. А Танечка как полгода назад свалила в город, не прощаясь, так и прячется до сих пор где-то здесь среди многоэтажек. Как её найти, не подскажешь? Я бы рассказал ей, как мой отец за неё до сих пор там ж*пу рвёт. Я когда ехал сюда, думал, найду её, в клочья разорву. А сейчас думаю, нахрен мне связываться? У меня теперь квартира в Центре, работа нормальная, Светка… — Костик подмигивает Лапиной и хлопает себя ладонями по коленям. — А батя себе новую бабу найдёт! Так своей матери и передай!

На этом парень поднимается с дивана и снова подходит ко мне.

— Если бы ты Полянычу тогда не написала, ничего бы этого не случилось! — он говорит вполголоса, почти шепчет. — Он был бы сейчас жив! Понимаешь? Что ты можешь сказать в своё оправдание, Соколова?

— Я ему не писала… — отвечаю я. — До того вечера я даже не знала его…