Узнаю прикрытую шторкой обувницу, а на ней бабушкины резиновые сапоги. На стене зеркало с наклейкой из популярной в своё время жевательной конфеты, а на полу малиновую дорожку с вышарканной серединой. Помню, бабушка каждый день мела её веником, который, кстати, тоже здесь, в углу.
Я осторожно щёлкаю выключатель, и прихожая озаряется тёплым оранжевым светом. Ничего не изменилось. Та же краска на стенах и та же побелка, а под потолком чернеют причудливые узоры.
Разуваюсь у двери, сбрасываю пуховик и шапку и начинаю исследовать другие комнаты.
В ванной как и двенадцать лет назад белая плитка. Над треснутой раковиной — зеркало, усыпанное отпечатками, а под ним чуть покосившаяся полочка. Под ней вечно капающий кран, а над унитазом бочок с ручкой на цепочке. Таких в наши дни, наверно, уже не делают.
Ни-че-го не изменилось…
Даже полотенца те самые. Розовое — когда-то моё, и жёлтое — бабушкино.
Пока рассматриваю их, бедром упираюсь в стиральную машину. Вот её я вижу впервые. Прежде здесь стояла та ещё машина времени. А эта подмигивает мне блестящим иллюминатором и будто посмеивается:
"Что? Не ожидала?"
Действительно, не ожидала…
Покинув ванную комнату, отправляюсь на кухню. Там зажигаю трёхламповую люстру и внимательно наблюдаю, как сначала загораются только две лампочки, и только потом третья. Как всегда с опозданием.
На кухне тоже всё по-старому. Прежний гарнитур, плита и холодильник. Деревянный стол, а рядом с ним два табурета. Белёный потолок и пол, выкрашенный оранжевым. Только шторы другие. Впрочем их я уже видела.
"Густые тряпки", как сказала бы бабушка.
В проходной комнате та же картина. Диван и два кресла, сервант и телевизор, комод и… детская кроватка в углу.
Вот как…
Это не та деревянная кровать с лакированным изголовьем, на которой спала я, пятилетняя. Это самая настоящая кроватка-качалка. С ортопедическим матрасом и продольным маятником. Стоит совсем новая и ждёт своего первого карапуза.
Любопытно…
Я веду глазами по комнате и только теперь подмечаю, что и других перемен в ней достаточно.
На диване другой плед. И кресла стоят иначе. Раньше их разделял журнальный столик, а теперь его нет. А вершины треугольников на паласе указывают на окно, а не на дверь.
На подоконнике — цветы, которые за двенадцать лет должны были превратиться в пыль. Но они стоят себе за тюлевой занавеской, вкусно пахнут и машут мне сочными зелёными ладошками.
И только сейчас я замечаю, что стены комнаты усыпаны моими фотографиями. Нет, они и прежде висели здесь повсюду. Первый зуб, первый шаг, первая самостоятельная ложка каши…
Но сейчас это совсем другие снимки. Они сделаны недавно. Прихвачены кое-как скотчем. На них я уже взрослая и на каждом… обнимаю Кирилла
Что?..
Осторожно снимаю со стены одну фотографию. Это, действительно, я… И рядом со мной Кирилл. Мы сделали этот кадр в парке. Я в жёлтом платье, Кирилл в белой футболке и джинсах. Счастливые, влюблённые, едим мороженое и ещё не знаем, какие испытания приготовила нам судьба..
И другие снимки мне знакомы. Зоопарк, каток, новогодняя ярмарка у метро…
Помню, как вооружившись ноутбуком, Кирилл листал похожие друг на друга кадры, и мы вместе отбирали лучшие из них. Потом он собирался их распечатать и отдать мне, но не успел. Потому что с нами случилось… То, что случилось.
Почему сейчас эти кадры здесь? В этой квартире? Ну, не Кирилл же развесил их по стенам в самом деле! Так по-тупому приколоться мог только Карасёв.
Дурацкие шутки — это, скорее, его фишка. Как, например, сжечь сигаретой чужой звонок. Или запереть все входы и выходы и испариться. Или, наоборот, оставить входную дверь нараспашку и бесследно исчезнуть…
Кажется, именно он позвал меня сюда, чтобы всё мне объяснить. Но вот уже минут десять я брожу в одиночестве по совершенно пустой квартире.
Осталась только одна комната, в которую я до сих пор не заглянула. Это бабушкина спальня. Не удивлюсь, что именно там я найду Карасёва, пьяного или обкуренного вхлам. И выяснится, что всё… вообще всё, что произошло со мной — это один большой дурацкий розыгрыш! И что все они — и Светка, и Костик, и Лара, и Кирилл, и даже покойная Антонина Петровна вместе с бабой Варей, — участники одного идиотского заговора.
Ход моих мыслей прерывают осторожные шаги за спиной и спустя мгновение мужские руки заключают в кольцо мою талию…
— Господи, как же я соскучился, — дыхание в волосах и знакомый парфюм.
Я сейчас же хватаю его за запястья, вырываюсь из плена горячих рук и резко оборачиваюсь. Я собираюсь накричать на него, потребовать объяснений и даже стукнуть как следует, если потребуется. Но…
Но когда вижу эти глаза, моё тело опять меня подводит. Дыхание перехватывает, щёки вспыхивают, сердце убегает в пятки, а ладони… Ну, вы поняли.
И он чувствует это и пользуется этим. Делает всего один шаг вперёд, чтобы я в ответ сделала два назад и сама себя загнала в угол. А потом его горячие ладони приятно обжигают моё лицо.
— Больше я тебя не отпущу… — шепчет он и впивается в мои губы жадным поцелуем.
А я… А что я?
Я уже забыла, что собиралась ему сказать.
И сквозняк одну за другой срывает со стены мои фотографии с Кириллом…
Нас прерывает требовательный женский голос. Он доносится с площадки, проникает в квартиру, трётся о стены, и теперь звучит совсем рядом:
— Анатолий! Ну, что за срочность? — ворчит в прихожей, сбрасывает обувь. — Ты затопил соседей? У тебя пожар? Тебя ограбили? Что…
Мы с Толиком отрываемся друг от друга и оборачиваемся на голос.
— Что здесь происхо-о-одит? — спрашивает она, явно не ожидая увидеть здесь меня.
Мы с ней смотрим друг на друга, и я вдруг понимаю, что если бы Карасёв не придерживал меня сейчас, я бы уже сползла по стене на пол. Потому что мои ноги внезапно отказываются меня держать.
— Что всё это значит? Я не понимаю… — хрипло, кое-как выдавливаю из себя, потому что воздуха в лёгких как-то в раз не стало. Глаза мечутся между кривой ухмылкой Карасёва и женской фигурой в дверном проёме. Которая, кстати, пребывает сейчас в таком же шоке, как и я. Наша встреча явно не была запланирована.
А Толик ведёт себя так, будто ничего страшного не происходит.
— Я бы тебе объяснил… — говорит он с улыбкой. — Но пусть это сделает она!..
Глава 86
— Анатолий! Мы так не договаривались! Ты на фига её привёл? — возмущённо вскрикивает она. — Ты что, забыл про наш уговор?
— Да мне плевать на твой уговор! — нахально отвечает Карасёв. — Всё, дамочка, игры кончились! Я больше не хочу никого обманывать! — он кивает головой в мою сторону, а в неё тычет указательным пальцем. — Сейчас ты всё ей расскажешь! Сама! А я пойду пока, покурю…
— Но… — пытаюсь возразить я.
— Эй… — одновременно со мной говорит она.
Мы обе не хотим, чтобы он уходил.
— Всё будет хорошо! Не волнуйся… — Толик мягко сжимает мои плечи и чмокает в лоб как ребёнка. — Я скоро…
А потом он оставляет меня стоять у стены, проносится мимо "дамочки", срывает с крючка в прихожей свою куртку и, хлопнув дверью, испаряется. А мы глядим ему вслед.
— Вот же засранец!! — выкрикивает она со злостью, когда его топот на ступеньках постепенно стихает. — Так я и знала!
Затем она оборачивается ко мне. А я так и стою, прижавшись к стене, и сканирую глазами каждое её движение.
— Ну, что ж… Здравствуй, что ли… — вздыхает она, протягивая мне руку. Её лицо немного смягчается. — Вот мы с тобой и встретились.
Но я не двигаюсь с места. Не потому что нас разделяет приличное расстояние, и мне всё равно не дотянуться. А потому что я опираюсь о стену спиной и обеими ладонями. И пока это единственный для меня способ стоять вертикально.
А ещё я молчу. И не моргаю.
— Господи! Да ты вся белая как эта извёстка на стене! — восклицает она с усмешкой. — Я что, такая страшная? Или ты в шоке от того, какой можешь стать в ближайшем будущем?..