Мы покинули супермаркет и уже через минуту шагали по мокрой аллее.
Я по-прежнему не знала имени этой женщины. И она звала меня исключительно "деточкой". Так мы и шли — деточка и безымянная тётушка.
Она вела меня за собой и болтала, болтала без умолку.
"Ты не расстраивайся!“
"В жзни всякое случается!"
"Ты — девочка смышлёная! Справишься!"
"Всё образуется! Всё образуется!"
Мы долго петляли дворами под моросящим дождём и в итоге вышли к этому дому. Увидев его облупившиеся фасады, я ничуть не удивилась. Подумала, мамина подруга проводила меня домой. Что в этом такого?
Потом она поднялась со мной на этаж. Чему я тоже не удивилась. Напротив, я была рада провести хотя бы один вечер в компании живого человека.
Но она достала из сумки связку ключей и принялась открывать ими… соседскую дверь-шоколадку!
Увидев это, я закусила губу, чтобы не завопеть во всё горло что-то типа: "Охренеть! Так мы ещё и соседи!"
У меня не осталось сомнений, что эта женщина и моя мать когда-то были подругами. Я ликовала в душе и благодарила судьбу, что мне так легко и просто удалось найти нужного человека в этом огромном чужом городе.
— Только рано я обрадовалась… — Маша бросает на меня колючий карий взгляд. — Догадываешься, почему?
Конечно, догадываюсь…
В этом подъезде есть только одна дверь, похожая на сочную плитку шоколада, и принадлежит она семье Пановых.
Череда случайных совпадений привела Машу в дом Кирилла.
В магазине она случайно встретила его мать Наталью. Та случайно приняла её за меня и случайно стиснула в объятиях.
Ещё бы! Ведь на тот момент мы не виделись больше двух недель. Я прекрасно помню то время. У меня в жизни выдался сложный период. Я провалила вступительные экзамены в университет, меня не взяли на работу, я заперлась в четырёх стенах от внешнего мира и горевала, не отзываясь даже на звонки Кирилла.
Его маме я тоже не отвечала, и поэтому неудивительно, что встретив в супермаркете мою точную копию, Наталья бросилась с ней обниматься.
А потом повела её к себе домой. И утешала Машу вовсе не из-за случившейся трагедии, а совсем по другой причине.
На самом деле она утешала и подбадриваламеня. И этоменяона привела к себе, чтобы я снова не потерялась.
И я легко могу представить себе, что случилось потом, когда Маша переступила порог её дома.
Наталья предложила Маше пройти в комнату Кирилла (со мной она всегда так делает), та увидела на его книжных полках десяток наших совместных фотографий и сразу всё поняла…
Я не произношу вслух ни слова. Но, видимо, думаю слишком громко. Потому что Маша озвучивает мои мысли.
— Эта женщина попросила меня обождать в комнате сына, — говорит она. — И там… Там были десятки твоих фотографий! Я поняла, что ты существуешь на самом деле! А ещё я поняла, что эта женщина обозналась! Не меня она утешала и вела к себе домой! А тебя, Даша, тебя!
А потом она заглянула в комнату. Была в цветном фартуке, с полотенцем в руках, с поехавшей причёской и расплывшимся макияжем.
"Пирог на столе, Дашутка, идём чай пить! — сказала она мне. — Кирюша поздно будет! Не будем его ждать! — и, изменившись в лице, добавила, — Да что с тобой, деточка? Ты прям сама не своя сегодня! Всё молчишь, молчишь! Тётя Наташа не узнаёт свою девочку!"
Мне хотелось тут же выпалить ей что-то типа: "А я вовсе не ваша девочка! Я не Даша! А её сестра-близнец! Не видите разве! А вы приглядитесь!" И уже татухи свои хотела ей продемонстрировать в качестве доказательства! У тебя точно таких нет!
Но что-то меня остановило.
"А вдруг эта милая женщина вообще не знает о моём существовании! — подумала я. — Как долго она живёт в этом доме? Помнит ли она мою мать? Знает ли её историю? Вдруг я только напугаю её своим признанием!"
И я решила немножко ей подыграть.
Я согласилась на её пирог, прошла вслед за ней на кухню. И за чашкой чая она обмолвилась, что рецептом этого пирога с ней когда-то поделилась её лучшая подруга Татьяна. Мол, это она посоветовала ей добавлять в тесто немного крахмала для пышности.
"Мы раньше часто вместе готовили! — будто между прочим сказала она. — То супы варили, то драники капустные жарили!"
И стала перечислять рецепты из…мамкинойкулинарной книги. Гарниры, котлеты, компоты… — всё один в один, как мамка готовила. Понимаешь?
Количество случайных совпадений на один квадратный сантиметр зашкаливало! Дураку же ясно было, что она о матери нашей говорит! Понимаешь?! Только общие фразы нарочно толкает, чтобы не спалиться!
И тут я не выдержала и заявляю ей: "Вы же о моей матери говорите! Не прикидывайтесь! Почему не скажете, что соседями с ней были, когда супы вместе готовили? Почему не расскажете, что она двойню родила? И как нянчилась с ними? Мы же с сестрой орали днём и ночью! Неужто не слышали? А потом мамка Танька одного ребёнка на бабку кинула, а другого в Пригород увезла! Давайте, всё мне расскажите!"
Тётя Наташа так и застыла на месте. Я уже подумала, не перегнула ли я палку. Но по её глазам было понятно, что нет, я попала в яблочко! Передо мной сидела женщина, которую мамка считала своей лучшей подругой. О которой упомянула в своём письме, потому что была уверена в её доброте и искренности.
— А Наталья что? — спрашиваю я дрожащим голосом.
Маша вздыхает:
— А что Наталья… Похлопала на меня глазами и спрашивает: "Даша! Откуда ты узнала?" Она не не удивилась ничему, не попросила меня не говорить ерунды. А только поинтересовалась, откуда я, бл***, всё узнала! Понимаешь?
Щёки у Маши вспыхивают. Её эмоции передаются малышу. Она кладёт руки на живот и бережно поглаживает его, успокаивая малютку и себя.
Переведя дух, Маша продолжает:
— И я ответила ей: "Вы не угадали! Не Даша я! А брошенная всеми её сестра-близнец! Соколова. Мария. Андреевна!"
А той и сказать нечего. Только побледнела, что от скатерти на столе не отличить, и дышит через раз. Ну, я воспользовалась этой паузой и говорю: "А ведь она приходила сюда! Искала их! У соседей спрашивала… И в вашу дверь наверняка звонила. Вы знаете?"
— И что она ответила? — я перехожу на хриплый шёпот.
— Я ответила: "Знаю! Я нарочно ей дверь не открыла…" — раздаётся откуда-то из коридора голос самой Натальи.
Мы с Машей даже вздрагиваем от неожиданности, а после оборачиваемся на голос…
Глава 91
— Тётя Наташа! Вы нас напугали! — Маша фальшиво улыбается. Она не рада внезапному появлению Натальи.
На той простенькое платье неброской расцветки, резиновые сланцы, её обычная причёска, скромный макияж… И глаза… побитой собаки, иначе не скажешь.
— Дверь была открыта… Я заглянула… Я… — говорит Наталья и, замолкнув на полуслове, зажимает рот ладонью и принимается плакать.
— Ой, девочки… Ой, девочки… — всхлипывает она, и слёзы ручьями катятся по её щекам. — Что же мы натворили… Что же мы натворили…
Наталья смотрит то на меня, то на Машу и плачет горько, безутешно. На неё больно смотреть.
Я ещё не знаю всей правды, и может быть, уже через час я буду ненавидеть эту женщину. Но пока мне хочется встать и пожалеть её.
Наверно, эти мысли читаются на моём лице, потому что когда я поднимаюсь с кресла, Маша хватает меня за руку:
— Ты куда? — строго спрашивает она. — Не смей её жалеть! Ты разве не понимаешь, что эта женщина фактически убила нашу мать! Если бы в нужный момент Наталья помогла мамке тебя найти, та не спилась бы от горя!
Это звучит жёстко, но это правда. У тёти Наташи, на самом деле, была возможность помочь нашей матери. Но она этого не сделала.
Я возвращаюсь в кресло, а Маша обращается к Наталье.
— Что скажете? Я права? — спрашивает она ледяным тоном. — Расскажите нам правду! Почему Вы так жестоко обошлись с лучшей подругой?
Колючие слова разлетаются по комнате, растворяются в воздухе, отравляют его своим ядом.