Соврати меня
Яна Лари
Галава 1. Хай, кролики
– Ты правда этого хочешь?
Да... или нет? Чёрт, не знаю уже! Слишком много вопросов, напрочь вышибающих из головы романтику. Чувствую себя на приеме у доктора: "Так болит? А сейчас? Точно?". Ещё пара подобных уточнений и я сбегу с приёма, не завершив первичного осмотра. Между прочим, уже далеко не в первый раз.
Словно почувствовав мою нерешительность, Дима тихо ругается себе под нос и теснее вжимается бёдрами между моих широко разведённых ног. Грубая джинса, натянутая вздыбленной плотью, упирается в тонкий хлопок нижнего белья. Пока без нажима, но весьма однозначно. Отступать, очевидно, поздно, да и неловко как-то, причём неловко в первую очередь. Поэтому, помедлив, подцепляю пальцами край расстёгнутой рубашки и несмело касаюсь кубиков пресса.
В конце концов это не первое свидание и даже не двадцатое, нашим отношениям скоро стукнет год, пора бы перестать его динамить. Страшно, конечно, ведь посредственная по всем параметрам студентка не пара единственному наследнику крупной сети автосалонов, а значит неравная лавстори закончится, едва он получит своё. С другой стороны, Исаеву напрягаться незачем, ему достаточно пальцем поманить, любая красотка будет в восторге оказаться на моём месте. Какой тогда смысл так изощряться? Можно подумать, на мне свет клином сошёлся. И всё же ощущение неправильности происходящего не даёт расслабиться, хоть тресни!
– И та-а-а-к, на счёт три! – гремит со двора особняка Исаевых нетрезвый ор моего сводного брата, подхватываемый ликующим рёвом гостей. Опять чудить изволит, дьявольское отродье.
– Оди-и-и-ин!
Димка, вероятно неверно истолковав мою гримасу отвращения, понятливо отстраняется, но сразу же наваливается всем весом обратно, и дышит в лицо так жарко, смотрит так умоляюще, что мне опять становится совестно за свои необоснованные страхи. Внимательный, терпеливый, уступчивый, он заслуживает определённости: либо я ему доверяю, либо не морочу голову.
– Не сейчас? Тебя смущают посторонние? Машка... – низко стонет Дима, медленно скользя поцелуем к щеке, касается кожи за ухом... Я невольно откидываю голову и подставляю шею осторожным губам, пытаясь вернуть себе утерянную игривость. – Не могу больше, скоро искры из глаз посыплются. Может всё-таки...
Вместо продолжения, я слышу звук расстёгиваемой ширинки и, кажется, чувствую в животе волнение задремавших было бабочек, а ещё вздрагиваю от громогласного:
– Два-а-а-а!
Да он там издевается?!
Восторженный гвалт толпы назойливо рушит наш с таким трудом налаженный контакт.
Точно издевается, чёртов эгоист.
– Ну что, зажжём напоследок и расходимся?
– Давай уже, жги скорее, – ярость ломает мой голос до рыка, но Дима так поглощён расстёгиванием пуговиц на блузе, что воспринимает этот крик души на свой счёт.
Я не успеваю слова добавить, как Исаев рывком подхватывает меня под ягодицы и с несвойственной себе несдержанностью стягивает к щиколоткам нижнее бельё. Белые стринги падают на пол, как красноречивый символ моей капитуляции, а я всё ещё продолжаю сомневаться – готова ли?
– Три-и-и-и!
В порыве невесть откуда взметнувшейся паники, обхватываю его ногами за бёдра. Теперь мой без пары минут первый мужчина должен предельно постараться, чтобы приспустить свои джинсы хотя бы на сантиметр. Однако, Дима особо не напирает, просто продолжает меня целовать так неистово, нежно и отчаянно, что страх понемногу спадает, ластится послушным зверьком, усмирённый теплом его прикосновений, вплоть до той границы, когда сопротивляться происходящему больше не хочется.
Всё-таки мне с парнем очень повезло...
– Ох, вашу ж мать! – пробивается сквозь приятный дурман хохот сводного брата. – Кто-нибудь видел, где огнетушитель?!
У меня мурашки проходятся по коже от эха этого хриплого смеха, поднимаются от низа живота и разбегаются по всему телу до кончиков пальцев. Внутри всё вздрагивает, а руки сами собой привлекают ближе Диму, зарываются в мягкие пшеничные волосы, притягивая ещё ближе, ещё теснее, ещё жарче...
Мне впервые хочется впитать каждое его прикосновение, выпить каждый выдох, чтобы утолить эту жажду, унять непосильное томление внизу живота. И становится неважным, сбежит он наутро или нет, не волнует ни топот за стеной, ни насколько легкодоступной я выгляжу в этот момент. Всё путается, смешивается, образуя в голове такую неразбериху, что даже яростный стук в дверь неспособен укротить подталкивающее нас с Димой в спины желание. Теперь я точно хочу этого. Каждой клеточкой изнывающего тела, каждым уголком души уверена, что хочу пойти до конца.