Сонто продолжал выкрикивать: «Цып, цып, цып», скликая кур, потом на минуту остановился, повернулся в мою сторону и сказал старческим дребезжащим голосом:
— Надеюсь, на этот раз победишь ты.
Я с нетерпением ждал отца. Из-за того, что была суббота, он мог запоздать — встретить по пути друзей, заглянуть к кому-нибудь из них, чтобы выпить глоток домашнего пива, или просто остановиться порассуждать о том о сем.
Был он высокий, крепко сбитый, красивый мужчина. И мы любили его, хоть и побаивались его неуравновешенного нрава. Если я баловался, мать грозила, что пожалуется отцу, и я знал, что лучше мне в таком случае где-нибудь спрятаться, чем потом взывать о помощи. Отец никому не давал спуску. Я знал также, что он был смелый человек. Все знали, как он расправился с пьяными хулиганами, которые ломились к нам в двери. Он избил их кнутом до полусмерти. И в то же время он был добрый и веселый. Он часто рассказывал мне разные случал из своей жизни. Как-то отец ехал на велосипеде с работы ночью через кладбище. Вдруг перед ним выросла странная фигура. Незнакомец просил разменять деньги. У отца не оказалось с собой ни гроша. И тогда тот человек — надо думать, это было привидение, — сказал, что, мол, очень жаль, потому что те деньги, которые он много лет тому назад взял с собой в могилу, теперь уже не годятся и ему их нужно поменять…
На другом конце поселка слышался лай собак, шум и крики играющих детей. У входа в нашу хибару, сколоченную из рифленого железа, раздался резкий скрежещущий звук, будто металлом провели по металлу. Это отец прислонил свой велосипед к стене. Мать принялась готовить ужин.
— Ты бы поторопился, — сказал отец входя, — не то магазин закроется.
— А какой костюм мы купим? — спросил я.
— А вот посмотрим, — ответил отец весело. — Мы скоро вернемся, времени уж совсем мало осталось, — сказал он матери и, сняв пиджак, вышел со мной из дому.
Барбер-стрит была полным-полна ребятни, моих однолеток. Кто играл в хоп-скотч, самоотверженно поддавая плоский камень босыми ногами, кто — в бейсбол, не соблюдая никаких правил, группа «футболистов» гоняла теннисный мяч.
У витрины магазина сидели несколько подростков постарше. Они что-то нашептывали друг другу и время от времени громко хохотали, не забывая зорко следить краешком глаза за дорогой. В любой момент сюда могла налететь «квела-квела» — полицейская машина — проверять пропуска, остановить все движение; полицейские могли ворваться в какой-нибудь дом, хозяин которого заподозрен в незаконной торговле спиртным.
Абдул — местный индиец, хозяин магазинчика, сидел на корточках, заткнув полы своего белого балахона между коленками. На голове у него была феска.
Он жевал свою неизменную красную жвачку, время от времени посылая далеко на улицу длинный оранжевый плевок, и громко приветствовал входящих и выходящих покупателей.
— Заходи, мама, заходи папа! — кричал он.
На стене магазина висело объявление: «Купи костюм — получишь два в придачу».
Вдруг я почувствовал, как рука отца крепче сжала мою ладонь. Я взглянул на него и увидел, что лицо его помрачнело, глаза беспокойно забегали. Мы были уже совсем близко от магазина.
Я знал, что отец мой был честный человек. За всю свою жизнь он ни разу не украл и пенни. Он был справедливый и бесстрашный. Временами мне невольно доводилось слышать, как его друзья то в шутку, то всерьез выговаривали ему, что уж чересчур он честен по отношению к белым: те ведь никогда не заплатят, что должны, и все же он ни разу не прихватил у них и безделицы, чтобы пополнить свои доходы.
Отец неизменно отвечал, что воровство — плохая штука, что это дело для дьявола и тому, кто ворует, не миновать беды. И меня он предупреждал, что если я стану обманывать или воровать, то гореть мне на вечном огне, перед которым стоит черт с большими вилами и поворачивает тела тех, кто грешил на земле…
Я испытывал благоговейный страх от таких рассказов. Я любил отца. В моих глазах это был человек, полный чувства собственного достоинства. Было мне в то время десять лет. И когда мать посылала меня отнести ему обед на ферму, где он работал, я, передав еду, усаживался в тени дерева и слушал разговоры отца с друзьями. Отец часто повторял, что копит деньги, чтобы купить мне костюм к предстоящему концерту.
Потребовалось почти восемь месяцев, чтобы собрать нужную сумму, и вот сейчас мы наконец подходили к магазину…
Рука отца сжимала мою все сильнее и сильнее, так что мне стало больно. Я попытался высвободить ее, но отец не замечал, что делает мне больно, и продолжал сжимать мою руку. Я почувствовал, что ладонь моя вспотела. На лбу отца тоже выступили капли пота. Холодного пота. Глаза его опять тревожно забегали. Что это с ним? Я никогда не видел его таким. А спросить боялся.