— Слушай меня, сынок. Я хочу дать вот это тебе, чтобы ты сделал для меня одно дело. Ладно?
— Ну конечно.
— Отдай это завтра в полицию.
— В полицию?! Э, нет.
— В чем дело? Ты что, боишься?
— А чего вы сейчас не отдали этому полисмену?
— Я сказал завтра, а завтра я… Ну что же, если ты не хочешь сделать для меня такую мелочь…
— Да нет, мистер. Я отнесу, честное слово. — Мальчик взял конверт и засунул его в карман жилета. — Честное слово. А что, мистер, вы уже уходите?
Мистер Катц ничего не ответил. И тут вдруг началось — мальчишка заорал ему:
— Клюет! Да вы гляньте, мистер! Клюет, черт побери!
Леска сильно дернулась и стала, крутясь, быстро уходить в воду, обжигая ему пальцы. Но он успел ухватить ее, а то бы катушка свалилась в воду. Тогда пошли сильные рывки, один за другим. Он уже сообразил, что теперь надо держать крепко. Мальчишка, вне себя от волнения, пританцовывал на краю парапета.
— Вот так да! Вот так рыбища! Держите ее, мистер! Ой-ой! Подтягивайте понемножку — не силь-но! Помалу, помалу!..
Мистер Катц в полном удивлении стоял на коленях возле рельсов для подъемного крана. В голове у него все смешалось. Он не понимал и половины из того, что орал ему мальчишка, он только чувствовал, как сопротивляется рыба. Никогда прежде ему не приходилось испытывать ничего подобного. Потом он почувствовал, как леска ослабла и уже не было больше рывков.
— Ай-ай-ай, — жалобно запричитал он, — похоже, что сорвалась…
Но рыба сделала круг, и он снова ее почувствовал, только теперь она тянула и дергала уже не так сильно. Это его даже несколько разочаровало: значит, борьба уже окончена? Он перехватил леску в другую руку.
— Вот она, мистер! Ого, какая! Осторожнее, эй, осторожнее!
Мистер Катц поднял бьющуюся, извивающуюся рыбу над краем пирса, и она шлепнулась о полу его пальто, отпечатав большое поблескивающее скользкое пятно. Это был «готтентот» фунтов на пять, не меньше; он трепыхался, лежа на пирсе, в лунном свете, а мальчуган скакал вокруг него с восторженными восклицаниями. Мистер Катц достал носовой платок и вытер скользкое пятно на пальто. И тут же подумал: «Боже, зачем я это сделал?» Он спрятал платок.
Следующую рыбу поймал мальчик, только маленькую. Потом двух подряд снова вытащил мистер Катц.
— Смотри, а вы здорово ловите, мистер. «Готтентоты» — они ух какие ловкие, а вы еще ловчее, — сказал мальчишка.
— Да уж, ловчее меня на свете нет.
— Теперь пойдет клев, только поспевай. К утру, знаете, сколько наловим! И поделим пополам.
— Пополам? Нет, так не пойдет, — сказал мистер Катц.
— Ну ладно, то, что вы поймали — вам, а мне — мою долю. По-честному.
Мистер Катц улыбнулся. Он вспомнил то время, когда два его сына тоже были мальчишками. Теперь они выросли, совсем взрослые, а он одинокий, больной, и в душе — одна пустота. Один сын уехал за океан, другой живет в Иоганнесбурге, и он совсем их не видит.
— Нет, сынок, не так. Вот послушай меня: я у тебя на комиссионных, ты платишь мне двадцать процентов, две рыбины из десяти. На то, что выручишь, купишь у рыбаков еще рыбы и продашь ее чуть подороже. Это, конечно, не по правилам, зато у тебя будет оборот. И нечего тебе продавать «Аргус» у церкви, это грошовая работа. Надо пробиваться изо всех сил. Потом ты пустишь на свою территорию других ребят и будешь за это брать с них двадцать пять процентов с улова. Понял? Вот это дело.
— Здорово, мистер!
— Будешь делать деньги.
— Здорово!
— А когда доживешь до моих лет — прыгнешь в море.
Мальчишка вскрикнул и хрипло засмеялся.
— Ой, ой, мистер! Какой же вы умный!
— Да, я большой умник…
Опять ничего не ловилось. Мистер Катц посмотрел на мальчика — тот крепко спал, лежа на спине, освещенный луной. Губы у него были приоткрыты, длинные ресницы легли на коричневые щеки. Леска выскользнула из его пальцев. Плохо дело, сказал себе мистер Катц. Он снял с себя пальто и прикрыл им юного рыболова. Потом подложил дощечек в костер, чтобы не замерзнуть, и занялся удочками. Когда он разламывал хвост лангуста, его снова чуть было не стошнило, пальцы дрожали, и он накололся на крючок, однако он продолжал возиться с наживкой. Начался прилив, он слышал тихий плеск прибывающей воды, чувствовал, как пахнут морем холодные волны. На воду ему смотреть не хотелось, зато он подолгу смотрел на луну — теперь она стояла высоко над городом, и какая-то вечерняя звезда неотступно следовала за ней. Перекликаясь друг с дружкой, пролетели птицы. Откуда-то, со стороны Южного залива, донесся женский смех.