Лодка остановилась у причала. Женщины засуетились. Атсу собирал свои шестипенсовики. Женщины одна за другой выбирались на берег, переносили из лодки циновки, горшки, сахарный тростник.
Она привязала ребенка к себе за спину, положила циновки на голову и через ворота, выходящие к заливу, направилась на рынок, заплатив у входа три пенса.
В девять часов рынок уже шумел вовсю. Одни приплыли на лодках, другие приехали на грузовиках из соседних городков и деревень, и даже из таких дальних, как Хо, Хохое и Каджеби. Рынок гудел как улей. Женщины расхваливали свой товар, покупатели громко спорили, сбивали цены, и каждый норовил провести другого.
— Дорогу! Дорогу!
Это кричал мужчина с мешком маиса на спине. Он задел ее, и женщина едва удержалась на ногах. Если бы ей этот мешок маиса!
Она нашла свободное место, прямо на земле под открытым небом, потому что не могла позволить себе платить за место за прилавком, там всегда располагались толстухи, жены лавочников, приказчиков и католических священников, они продавали одежду и разные безделушки для белых. Женщина сняла с головы ношу, развязала веревки, вытащила одну циновку и села на нее.
Прошел час, женщина не продала ни одной циновки. Ребенок спал, и из его маленькой груди вырывались хриплые, прерывистые звуки. Женщина взглянула на него. Боги, сделайте так, чтобы рынок был хорошим! Ребенку нужно поесть, и сама она тоже должна есть. У нее в платке завязаны три пенса. Она купит на них малышу еды, но она должна подождать, пока не продаст хотя бы одну циновку. Нет сил ждать. Женщина плотнее укутала ребенка, взяла миску и повернулась к соседке:
— Посмотри за моим малышом, я пойду куплю ему поесть.
Когда она вернулась, ребенок уже не спал, а около циновок стояла какая-то женщина и рассматривала их.
— Почем циновки?
— Шесть пенсов.
— Может быть, уступишь немного?
— Скажите свою цену.
— Два пенса.
— Нет. Циновки сплетены из крепких стеблей, и они очень прочные, износу не будет… Одно пенни я сбавлю. Берите за пять пенсов.
— Четыре. Больше не дам.
Женщина колебалась. Четыре пенса — это слишком мало. Но это первый покупатель. И она должна купить маиса и отнести завтра ребенка к знахарю.
— Ну ладно, берите за четыре.
Покупательница протянула ей шиллинг. Сдачи с него не было.
— Извините, у меня нет сдачи. Я сейчас пойду разменяю деньги, я быстро.
Она ходила минут десять. А когда вернулась, покупательница держала ее ребенка на руках, малыш плакал.
— Как долго ты ходила!
— Ни у кого не было мелочи.
— Ребенок болен, у него очень нехороший кашель. Ты должна отнести его в больницу.
— В больницу? Говорят, это стоит уйму денег. Я отнесу его завтра к знахарю.
— Твое дело, но ребенок серьезно болен.
— Да, я завтра отнесу его к знахарю.
Она взяла малыша на руки, села и стала его кормить. Ребенок сделал несколько глотков, потом отвернулся от еды.
— Ну поешь еще немножко, мой дружок, мой маленький хозяин. Ну чуть-чуть. Не хочешь? Если ты не будешь есть, я не куплю тебе лошадку. Ну-ну, еще один глоточек. Ты не хочешь? О, что с тобой? Тебя вырвало? Все, что ты съел…
Ребенок заплакал. Женщина сунула ему свою пустую грудь, в которой почти не было молока. Ребенок мерно засосал, поднял глаза на мать, будто хотел сказать что-то.
Подошли еще два покупателя, и она продала еще две циновки. Женщина радовалась. К тому времени, когда солнце поднялось в зенит, около часу дня, она продала четыре циновки.
— Мой дружок, мой маленький хозяин, потерпи еще немного, я должна купить себе что-нибудь поесть.