— Садись.
Мальчик сел. Берет выскользнул у него из рук. Он поднял его и снова опустился на стул.
— Тебя тошнило в дороге?
— Да, сеньора.
— Все время?
— Все время.
— Наверное, от качки?
— Да, мы ехали целых три дня.
— Утомительная поездка, правда?
Дона Манинья сочувственно покачала головой. Потом улыбнулась, пытаясь показать себя гостеприимной хозяйкой. Ей хотелось поговорить о письме, но осторожность взяла верх, и она сдержала порыв. Испуганное выражение постепенно исчезало с лица больного мальчика, и оно становилось по-детски простодушным.
— Как давно ты болен?
— Несколько дней.
— И что же тебя беспокоит?
— Я не знаю…
Дона Манинья замолчала. Ее опять охватил страх и брезгливое отвращение. В глубине души она возмущалась поступком мужа. Уж кто-кто, а он, казалось, должен был бы понимать, как опасно присылать больных в дом, где есть дети. Она вспомнила о давнем друге их семьи фельдшере Пинто. От него, во всяком случае, всегда можно получить дельный совет… Но не опасно ли оставлять мальчика в доме одного?
Тем более что скоро из лицея вернутся дети.
Мальчик сидел, положив ногу на ногу, и его круглая стриженая голова клонилась на грудь. Дона Манинья обратила внимание на его большие и совсем белые уши.
— Тебя ведь зовут Жулио?
— Да, сеньора. — Он зашевелился на стуле. Берет снова выскользнул у него из рук. Он нагнулся, не вставая с места, и поднял его.
— Что тебе сказал доктор?
Жулио не понял:
— Как вы говорите, сеньора?
— Когда ты ходил в больницу, что тебе сказал сеньор доктор?
Жулио расцепил ноги и пожал плечами. Дона Манинья подумала, что надо бы, пожалуй, все же сводить его к сеньору Пинто.
Жулио беспокойно задвигался на стуле.
— Сеньора, не могли бы вы дать мне напиться?
У доны Маниньи упало сердце. Временами она испытывала ненависть к больному мальчику: он как будто достаточно сообразителен и должен бы понимать, что находится в чужом доме. Она ненавидела также и мужа за то, что тот направил к ней ребенка в таком состоянии. Но это длилось мгновение. Страх оказался сильнее всего. И она крикнула на кухню, чтобы принесли кружку воды. Впрочем, тут же поправилась: «Не кружку, а стакан». Жулио закашлялся. Потом встал и пошел к окну. Дона Манинья пристально следила, как он шел расслабленной, неуклюжей походкой. Он плюнул на улицу и снова сел. Засунул берет в карман пальто из грубого солдатского сукна и улыбнулся служанке, вошедшей со стаканом воды. Он пил не торопясь. Время от времени останавливался, чтобы перевести дух. Дона Манинья не спускала с него глаз. Биа, как обычно витавшая в облаках, разглядывала потолок. Мальчик вытер рот платком в красную полоску. Сложил его пополам, потом еще раз, проверил, все ли уголки совпадают, и спрятал в задний карман брюк. Когда Биа протянула руку за стаканом, хозяйка остановила ее: не стоит убирать, она сама потом захватит стакан по дороге на кухню. Жулио смотрел на округлые бедра служанки. Дона Манинья решила продолжить беседу:
— Разве доктор не сказал, чем ты болен?
— Доктор сказал, что в Прайе нет нужных лекарств, их можно достать только здесь, на Сан-Висенте. Ваш муж купил мне билет, и вот я приехал.
Дона Манинья замолчала. Ясно, Жулио ничего не знал о своей болезни. Она попыталась возобновить расспросы.
— Что же ты чувствуешь? Где у тебя болит?
Мальчик отвечал:
— Иногда меня лихорадит, иногда болит грудь. Это началось еще на Сан-Томе.
И больной мальчик поведал свою историю. Он работал по контракту на плантации Зе Мария. Условия были адские. Вечно по колено в грязи. Однажды его швырнули в карцер только за то, что он прекратил работу на несколько минут раньше срока. Дело-то, в общем, выеденного яйца не стоило. Плетка из гиппопотамовой кожи жгла сильнее огня. Ему обрили волосы. Она посмотрела на мальчика. Голова у него была в шрамах.
— Я так плакал, сеньора. Вы даже не представляете…
Целую неделю он чистил газоны на улицах города. Лихорадка схватила его и больше не отпускала. Приступы повторялись регулярно через день. Когда кончился срок контракта, он возвратился в Прайю.
— Нас ведь там было много, сеньора!
В Прайе он познакомился с сеньором Армандо, мужем доны Маниньи. Мальчик выполнял мелкие поручения служащих, покупал сигареты или бегал по другим делам. Когда ему стало хуже, сеньор Армандо выдал удостоверение, чтобы он сходил к врачу. А потом написал рекомендательное письмо к доктору Ногейре на Сан-Висенте.