Выбрать главу

«Ясно!» — сказал Бураго, и озабоченное выражение вновь вернулось на его лицо. Окинув сверкающим взглядом бивак, где расправлялись с недожаренными барашками драгуны, он скомандовал:

«По коням! Выступаем!»

Нелегко оставить сочные куски мяса, от которого вздымается благоухающий пар. Драгуны, продолжая жевать, со смехом и шутками, пренебрегая неприятелем, что попрятался в окрестных рощах, направились к своим лошадям. Но прежде чем они успели сесть верхом, последовала другая команда:

«Подбросить в костры дров!»

То была, разумеется, мера предосторожности, и огромные костры вступили в единоборство с туманом — пусть наблюдающие издали османы думают, что сюда нахлынул целый казачий полк.

После этого можно было уже двигаться в путь. Батюшку, попадью и мальчишку драгуны посадили на лошадей впереди себя. Но с поповной дело обстояло сложнее. Каждый желал бы посадить ее к себе в седло и обнять. Каждый, повторяю, включая меня. И сильнее всех, быть может, наш капитан. Обычно быстрый, решительный, сейчас он стоял среди костров и все оглядывался на Вету, ожидая, чтобы она выбрала его коня.

— Ну, это уж ваша фантазия! — запротестовал кто-то из нас.

— Не спорю, — широко улыбнулся Миллет. — Конечно, это всего лишь моя догадка. Да еще и теперешняя. Тогда меня лишь поразила нерешительность Александра Петровича. Но к его и к нашему облегчению девушка объявила, что умеет ездить верхом. Лошадь нашлась. Так что несколькими минутами позже эскадрон и его нежная спутница покидали Урфанский бивак — разумеется, после того, как по распоряжению Глобы раненым туркам были заткнуты рты.

С шумом ворвались мы в этот лагерь, а покинули его неслышно, точно призраки. Даже кони, казалось, ступали по снегу мягче, бесшумно.

Вскоре тьма вновь окутала нас. Костры — наш ориентир — остались позади, и перед нами распростерлась пушистая, бесплотная неизвестность.

Я ехал молча, бай Никола позади меня шепотом переговаривался со священником. Я не сомневался, что речь шла о Теменуге — не знал ли батюшка ее, не увезли ли турки ее с собой? Я пытался вообразить себе незабываемую эту избранницу его сердца. В болгарках, доложу я вам, есть какое-то особое очарование — причудливая амальгама севера и юга: миловидность и сила, нежность и пылкость, робость и страстность…

— Э-э, Миллет! Вы проявляете такую осведомленность… Где в точности находится эта страна? — Мастерская вновь наполнилась веселыми возгласами, и оживленней всех звучал голос доктора: — Это весьма любопытно, господа! Даже с научной точки зрения! Да, да! Главное — с научной точки зрения!

Фрэнк только пожал плечами и продолжал:

— Итак, покачиваясь в седле, рисовал я в своем воображении возлюбленную бай Николы — присутствие поповны наделяло ее портрет живыми чертами. Я видел большие глаза, взгляд, заставлявший робеть; сильный стан, который не удавалось скрыть и полушубку. Даже неожиданное умение ездить верхом, заставившее драгун вдруг позабыть об опасности, что подстерегала их в лесу, — да, даже дерзкая эта езда каким-то образом добавлялась, чтобы создать образ любви, устоявшей перед годами разлуки!

Я и сам чувствую, что нарушаю в своем рассказе соотношение между мысленным и действительным. Но, право, одно заключено в другом, как рука в перчатке, и, предаваясь игре воображения, я всматривался во тьму, объезжал преграды обледенелых рисовых полей, коварных сугробов и пуще всего боялся наскочить на один из тех призраков, что фыркали и пыхтели рядом, подобно мне направляясь навстречу неизвестности. Иными словами, я тоже делал все, чтобы выйти невредимым из непомерно рискованного предприятия, за которое мы взялись.

Я имел глупость заранее объявить вам, что ни один из нас не поплатился жизнью. Так оно и было. Однако на каждом шагу подстерегали нас всякого рода неожиданности. Едва приблизились мы к засыпанному снегом лесу, едва Бураго предупредил нас, чтобы смотрели в оба, как пронзительный крик, даже не крик, а вопль разорвал тишину. Догадываетесь, кто кричал? Конечно, попадья. Драгун недостаточно крепко держал ее, и она плюхнулась в глубокий сугроб. Нет, она не расшиблась. Толстый тулуп служил ей надежной защитой. Но столько глоток испустили разом проклятья, что с трудом можно было услышать взволнованный голос священника.

«Да подымите же ее скорее, чего вы ждете!» — прозвучал нетерпеливый приказ капитана.

Однако засевшие в лесу турки уже обнаружили нас, и поднялась беспорядочная стрельба. Я увидел быстрые вспышки, сотни размытых туманом огоньков. Потом и с другого бока от нас затрещали выстрелы. Там тоже замерцала целая гирлянда огоньков. Не напоминает ли это вам Сциллу и Харибду? Но благодарение всевышнему — нас спасло недоразумение и… страх! Турки, вероятно, решили, что казачий полк, занявший их бивак, теперь разыскивает их в темноте, намереваясь атаковать. Мигающие огоньки поредели, начали отдаляться, предпочтя благоразумную дистанцию грозной неизвестности. Вновь простор звенел от выстрелов, но пули блуждали где-то в стороне, и осторожность была уже излишней. Мы мчались что было сил. Вскоре выстрелы остались позади, однако опасность не исчезла. Дверца мышеловки с шумом захлопнулась за нами. Не оставалось ничего иного, как двигаться вперед.