«Во имя Аллаха! Во имя Аллаха!» — с этими восклицаниями корпусные командиры поспешили на улицу, вскочили на коней и в сопровождении адъютантов неправдоподобно быстро растаяли во тьме.
Я не знал, где стоят их части, в городе либо за его пределами, но они, видимо, это знали.
«Я выступаю!» — провозгласил Сулейман.
Выпученные его глаза сверкали, борода воинственно вздернулась, но в выражении лица была некая обреченность. Мы не спросили, куда вознамерился он выступать. Было ясно, что оставаться в бездействии он не мог.
Офицеры штаба ожидали его на улице. Прежде чем отбыть, главнокомандующий осведомился о намерениях Бейкер-паши.
«Я почитаю первым своим долгом проводить мисс Грей в лазарет, ваше высокопревосходительство, а затем — как вам будет угодно мне приказать».
«Машаллах! Машаллах!» — Сулейман просиял. Будучи сам кавалером высокого класса, он ценил подобные ответы. Но все это было для него лишь эпизодом. Подлинной его стихией был воинский долг.
«За мной!» — скомандовал он и пришпорил коня. Я подивился тому, что он не взмахнул саблей — столь решительный возглас должен сопровождаться и подобающим жестом.
«А мы, Фрэдди, проводим наших друзей, не так ли?» — обратился ко мне Валентин, когда главнокомандующий и его штаб скрылись из виду.
Я удостоверился в том, что Рэдфорд привел мою лошадь, и готовился уже сесть в седло, когда почувствовал вдруг резь в животе. В этом минутном спазме не было ничего необычного — напоминание об определенной физиологической потребности, и только. Но не мог же я сказать мисс Грей и доктору: «Подождите минутку, я сейчас». Вам известно, каковы мы, британцы, на этот счет. Я предпочел погрешить против истины:
«Я вынужден задержаться, необходимо окончить кое-какие дела. Тысяча извинений и до скорой встречи в Адрианополе!.. — И, кивнув своему другу, удивленному, но умеющему не выказать удивления, добавил: — Буду ждать вас здесь, паша».
Они отъехали, а я кинулся к синьору Винченцо, чтобы спросить о том местечке, название коего мы обычно произносим вполголоса.
Итальянец словно того и ждал:
«Конечно, конечно, синьор Барнаби! Налево! Нет, нет, еще раз налево. Это обычный, а дальше — более комфортабельный», — он кричал и взмахивал руками. Преувеличенная его любезность привела меня в такое замешательство, что спазм прекратился. Тем не менее я направился «налево» и «еще раз налево». Дорогой увидал я Стамо, выходившего из какой-то двери. Взгляд его поразил меня неприкрытой враждебностью. Мне показалось, что он хотел что-то сказать, но вместо этого отпрянул и скрылся в глубине темного коридора.
«Эй, в чем дело? — по-турецки крикнул я ему вслед. И, так как он не отозвался, крикнул еще громче: — Поди сюда!»
В ответ послышался какой-то скрип. Стук. В коридор ворвалась струя холодного воздуха.
«Ты почему не отвечаешь? Я тебе велел подойти! — гаркнул я. — Рэдфорд, приведи сюда этого мерзавца!»
Мой слуга не торопясь зашагал за болгарином.
«Пс-ст, пс-ст! — подзывал он. Не знаю, где он приобрел подобную привычку, но я по этому звуку могу отличить его из тысячи верноподданных ее величества: — Пс-ст! Пс-ст! Сюда! Эй ты, поди сюда!» — доносился его голос.
Однако болгарин упорно не отвечал. Как выяснилось позже, его давно уже и след простыл.
«Удрал, сэр!.. Вылез в окно и скрылся», — невозмутимо доложил Рэдфорд, когда я вошел вслед за ним в какую-то каморку, похожую на чулан.
Признаюсь, именно этого я и ожидал, и теперь испытывал некое удовлетворение оттого, что мои подозрения подтвердились. Рэдфорд вынул пистолет и, высунувшись в окно, два-три раза выстрелил. На всякий случай и для порядка, как принято говорить. Ведь у нас все же общие предки с немцами, не правда ли?
Его выстрелы слились с теми, что раздавались в городе.
«Мам-ма миа!.. Что случилось, синьор Барнаби?» — кинулся к нам содержатель ресторана.
«Ваш повар — русский шпион!» — с досадой отвечал я. Он в ужасе отпрянул. Я испугался, что его хватит удар, но зрение уверило меня, что он проживет еще долгие годы.
«Нет! Нет!.. — восклицал он, ограждая себя от моих подозрений. — Ведь он перешел ко мне от доктора Джила!»
«Это лишь подтверждает мои слова. Вначале он действовал там, потом здесь… Это его комната?»
«Комната? Его комната?.. Да, тут он ночует… ночевал…»