— Тогда погодите! Одну минутку!
Фрэнк вскочил на ноги. Резкое движение, каким он поднялся с низенькой козетки, подчеркнуло силу и гибкость его фигуры. Подойдя к полкам в глубине мастерской, он порылся там, вынул стопку рисунков и поднес их поближе к лампе. Все озадаченно следили за ним.
— Да, этого, следовало ожидать, — произнес Барнаби, привстав. — Я напоминаю ему о тамошних экзотических напитках, а он опять со своими рисунками. Я думаю, вы правы, доктор. Мисс Меррил, сочувствую вам!
— О да, я, несомненно, внушаю жалость! — согласилась она. Умница, она умела понимать шутки.
Но Фрэнк не слушал их.
— А вот это знакомо вам? — Он показал верхний лист англичанину, а затем остальным.
Я всматривался, пытаясь понять, что там изображено. Крутой каменистый склон. По всему судя, зима. Пушки. Солдаты.
— Ничего не понять, — бесцеремонно заявил Барнаби.
— А зачем вы исчеркали небо? — спросила Марго, как всегда трогательно простодушная.
— Это облака, — поспешил объяснить Карло. — Низкие, стелющиеся облака. Есть такая песенка… — И он замурлыкал мелодию.
— Нет, это ночь! — остановил его Миллет. — Зимняя ночь. Впрочем, если это неясно… Как бы то ни было, тогда была ночь, она-то и изображена здесь. — И, показав следующий лист, спросил: — А вот это, Фрэдди?
— Черт его знает! Конница. Эскадрон или еще что-то. Если вы полагаете, что я могу запомнить все эскадроны, какие мне довелось видеть на своем веку…
— Все помнить невозможно…
— Не понимаю, какая связь между этими вашими эскадронами и водкой… Либо же мастикой, ракиями…
— Однако связь есть! И между этим — тоже! — Он даже с неким торжеством помахал третьим рисунком. То был карандашный портрет молодого русского офицера в кавалерийской папахе набекрень. Прямые брови, параллельно им — маленькие усики. Один глаз прищурен. На губах горделивая, насмешливая улыбка. Такая улыбка производит на женщин впечатление, и Марго первая выдала себя.
— Какой красавчик! — воскликнула она.
Элизабет Меррил откровенно заявила:
— Хорошо, что вы не показали мне его раньше, Фрэнк. А то наша помолвка могла бы и не состояться!
Миссис Барнаби, как и следовало ожидать, сохранила полнейшую невозмутимость. Но зато выражение лица ее супруга решительно переменилось. Изумление, веселость, досада — все вместе проступило на нем.
— Бога ради, Фрэнк! Уж не тот ли это капитан?..
— Наконец-то! Тот самый. Капитан Бураго, Александр Петрович Бураго. Помянем его добрым словом на другом краю земли и выпьем за его здоровье!
— Нет, нет! За него я пить не стану!
— Господа, господа!.. Фрэнк!.. Фрэдди!.. На что это в самом деле похоже?.. — раздались возмущенные возгласы. — Что за ребусы? Какие-то тайны! — Даже Пшевальский (или Пжевальский) протестовал со своего подиума.
— Нам вспомнилось одно происшествие, господа. Одна малая война, если можно так выразиться, в недрах большой войны, — начал было объяснять Миллет, но, будто спохватившись, опять с широкой улыбкой обратился к Барнаби: — Ведь именно той ночью мы впервые встретились с вами, Фрэдди! Разумеется, я знал о том, что вы находитесь по другую сторону фронта. Еще бы! Столь знаменитая личность! Но мог ли я предположить?.. Да еще при таких обстоятельствах, ха-ха!.. — Он громко засмеялся.
— Это непорядочно! Неблагородно! — наперебой кричали Карло и Мишель. — Вы нарочно разжигаете наше любопытство. Рассказывайте же, наконец!
— Только, Фрэнк, поменьше крови! — предупредила мисс Меррил. Хотя мгновением позже темперамент взял верх над благоразумием: — Впрочем, говорите! Рассказывайте так, как было!
— Случай был единственный в своем роде, Бетти: бескровное сражение! Была водка, мастика, ракия. И гаремы были, доктор. И турецкие бани… Не совсем такие, как у Энгра, но зато настоящие. А крови не было. Что касается жертв — прославленный Фрэд Барнаби оказался одной из них! Но теперь предпочитает о том умалчивать.
— Это вызов? — Великан Барнаби поднялся с ковра, и я даже подумал с испугом, не собирается ли он драться с Фрэнком. — Что ж, согласен! Если общество так любопытствует, прольем немного света на ту кошмарную ночь… Зажигайте факел! Кто начнет — вы или я?
— Безразлично. Хотя, пожалуй, хронологии ради начать следует мне, — ответил Миллет. — Кроме того, мне уже доводилось рассказывать эту историю, поэтому она свежа у меня в памяти — все еще во мне, так сказать. Я даже пытался изложить ее на бумаге, но безуспешно! Не доставало свидетельства с другой стороны. С той, где находились вы, Фрэд! Теперь же дело обстоит иначе: есть возможность выяснить некоторые обстоятельства, выявить новые… Нечто вроде греческого диалога. Вдобавок я, естественно, рассчитываю на вашу феноменальную память!