— Пирл-Харбор, — сказала Монни, стряхивая пепел через плечо.
Истребители уходили вверх почти вертикально, оторвавшись от висевших сзади толстых ватных канатов. Теперь они летели над морем в западном направлении. Безостановочно слышались хлопки далеких выстрелов. Невидимая ватная война была в разгаре. А ближе к берегу вели свою рыболовную войну чайки. С приглушенным чавканьем пережевывали песок радиоприемники. Необозримые ряды обнаженных тел жарились на солнце, доводя себя до полного отупения. Он вдруг мысленно представил себе этих людей умирающими, в агонии. Монни права, все они — легкая добыча. Превосходный враг. Прекрати, одернул он себя для порядка. Но ты ведь прекрасно понимаешь, как просто это было бы сделать. Если только… Он почувствовал голод. И внезапно понял, что не в силах отвести глаз от ног Монни, от ее бедер, пупка. Когда-нибудь ты попадешься ей на крючок, подумал он. Мозги, казалось, залило водой. Не в этот раз, так в следующий. В один прекрасный день, когда ты будешь беззащитен. Он бросил быстрый взгляд — будто муха прожужжала — на веснушчатого. У того на шее комочками слипся жар.
Он смотрел на истребители, то исчезавшие, то вновь появлявшиеся в кипящем воздухе. Кадр из фильма. Крупный план. Вот они совсем близко, на уровне глаз, — он заглядывает в сверкающие иллюминаторы, прыгает вперед с покачивающихся крыльев — и видит поблескивающие приборные доски и пилотов с узкими лицами и нимбами вокруг головы в шлемах, похожих на нимбы, они готовятся к выполнению задания. И раскиданный веером песок, тела, хлопающие на ветру подстилки — все стремительно срывается в пропасть, исчезает с лица земли. Он вытер пот со лба, в нос ударил запах крема. В небе бессильно и одиноко висели ватные шлейфы, истребители пропали, и лишь по-прежнему обменивались сигналами чайки.
Была середина недели, середина необозримой расплавленной массы времени. Вечером, уложив детей, они втроем пойдут гулять. Отправятся в Павильон, и Монни что-нибудь от него потребует, они будут танцевать, кружиться в музыкальных жерновах, подшучивать над тем, как толстый дирижер украдкой разглядывает девушек, или будут петь, держа в руках тексты песен, заменяя при этом слова, и закончат вечер в баре, три виски с содовой, спасибо, приятное местечко, правда? Он будет играть с пластинкой, на которой выгравированы названия прививок и которую Монни носит на шее вместо кулона, или со стеклянными бусами Биргит, женщины будут болтать о своем дурацком детстве, из которого мало что помнят. Биргит — в желтом, Монни — в черном или голубом. Он смертельно устанет и вновь пожалеет, что они не пошли куда-нибудь в другое место, не столь хорошо изученное за все эти годы. По дороге домой он опять окажется посередине и, держа их под руки, будет испытывать неловкость и ощущать прохладную ткань их плащей. А потом дом наполнится человеческим дыханьем и глубоким сном, под тяжестью которого их жилище постепенно оседает, проваливается в недра земли. Иногда он по ночам вставал и спускался к причалу, вдыхая насыщенный солью ветер. На севере мигал огонек — то ли маяк, то ли влажная звездочка, почему-то оказавшаяся не там, где положено. Когда он возвращался домой, приходилось мыть ноги.
— Погляди-ка туда, — внезапно сказала Монни.
Солнце било в глаза, он прищурился и сначала ничего не заметил, но мгновение спустя увидел одинокий истребитель, который входил в пике. Что-то было не так.
— Он летит сюда, — крикнула Монни и встала на колени.
Истребитель, не сворачивая, стремительно снижался прямо на берег, на дюны. Это неправда, сказал он себе. Средь белого дня. Ослепительное белое сияние, самолет уже над ними, почти касается головы своим брюхом, похожим снизу на брюхо рыбы. Кончай, кричало у него все внутри, глаза ломило от солнца, как будто в них насыпали мел. Люди вокруг заволновались, некоторые, поднявшись, неотступно следили за истребителем. И вот он врезается в толпу.
Песок на ногах Монни зашевелился, он двумя руками толкнул ее в спину и прижал к земле — над ними промелькнула колеблющаяся крестообразная тень. Его кожа сплавилась с кожей Монни. Они были в центре кадра.
Еще несколько секунд он продолжал прижимать ее к земле. Сейчас раздастся грохот, крики отчаяния, начнется паника, хаос, всегда сопутствующий авиакатастрофе. Загорится бензин, полетят осколки, и запах горелого мяса разнесется за километр. Но вокруг — зыбкая тишина, какая обычно бывает, когда сон наконец вытесняет недавний кошмар. И сразу же — громовые раскаты, взмывающий в небо вой и снова тишина. Истребитель выходил из пике… вслед за этим — отчаянные крики, переполох. Он лежал, осмысливая только что замолкнувшие звуки: стрекотание киноаппарата, плещущий смех крыльев, прицельная атака. Кинокадр, запечатлевший фантастический эпизод. Танцующие вихри песка, катящиеся, падающие тела, что-то… — держись! — фильм продолжается, горит пленка, горят руки. Ноги уже пришли в движение, ужас воплотился в тысячи ног. Кто-то закричал. У Монни под глазами белые круги.