— Как ты думаешь, что произошло?
— Понятия не имею.
— А тебе не кажется…
— Что?
— Он же чуть не врезался…
— Он врезал, кому-то он, черт бы его побрал, здорово врезал.
Внезапно со всех сторон поднялся гул голосов. С дюн поверженными кеглями катились слова: он стрелял, черт возьми! Он же стрелял в нас! Ты что, не видел?..
Они взобрались на гребень дюны и стали спускаться к тому месту, откуда доносились крики. Сейчас их не было слышно, но скоро они возобновятся с новой силой — точно работающий насос, который невозможно остановить. Одни стояли как в столбняке, другие беспорядочно, словно муравьи, сновали взад-вперед. Кто-то лежал, вжавшись в песок и дрожа всем телом, как будто ожидая еще одного нападения, еще одного необъяснимого явления. А может, спал. Невозмутимо вещал транзистор — Westdeutsche Rundfunk[28]. Он увидел собаку, тащившую в зубах купальную шапочку. Но никому не было до нее дела.
— Они возвращаются! Черт, они все возвращаются! — закричал человек в плавках, глаза у него остекленели, и он рухнул на песок лицом вниз.
Вдалеке показалось звено истребителей. Догнав и окружив безумца, машины взяли курс на юг и растворились в дымящемся металлическом воздухе.
— Как ты думаешь, они направились на базу? — спросила Монни.
Его по-прежнему мучил голод. Они подошли поближе. Несколько человек взяли дело в свои руки. Какой-то толстяк с подстилкой, перекинутой через плечо, перебегал от одного к другому, пытаясь что-то сказать. Заикаясь, он выдавливал из себя два-три слова и бежал дальше. Веснушчатого не было видно. Опять послышались крики, на этот раз с разных сторон. Вокруг пострадавших толпились кучки любопытных. Он мельком увидел чью-то вытянутую на песке шею, кровь помидорно-красного цвета, похожая на кетчуп, струйкой сбегала на ключицу. Какой-то швед попросил у них сигарету.
Они направились к дому. Странно, что так мало жертв, подумал он, хотя, возможно, он просто не всех заметил. Перед глазами побежали газетные строчки. Слова, кричащие о катастрофе. Охваченные паникой черные жирные буквы. Биргит с детьми, наверное, уже на пути сюда. Скорее всего, они все видели или, по крайней мере, слышали. Кофе можно будет выпить дома. На берегу сгрудились автомобили, несколько машин рванулись в направлении города. Над бухтой все еще трещали громкие хлопки учебных выстрелов. Когда же они наконец уймутся? Он обнял Монни за гладкие плечи — сиротливо блистающие крылья. Ты попался, парень. Фильм продолжается.
— У него, наверное, был солнечный удар, — сказал он Монни, — или что-нибудь в этом роде.
Собака с купальной шапочкой в зубах бежала за ними, виляя хвостом. Ее тоже могло убить, подумал он. Новый кадр, крупный план — оскаленная собачья морда, брошенная купальная шапочка. Но собака обогнала их и суетливо засеменила вперед. Не попала в фильм.
— Не хочешь мороженого? — спросила Монни, когда они добрались до первых киосков на берегу. Они уселись прямо на песок, каждый со своим мороженым в руках, и стали смотреть вниз, туда, где произошло несчастье. К месту катастрофы тек плотный людской поток. Сирены «скорой помощи» вспарывали послеполуденный воздух, их становилось все больше, а вой — все громче. С юга подлетел вертолет и теперь кружил над берегом. Все шло своим чередом. Они долго молчали. Потом Монни сдавленно произнесла:
— Потрясающе.
Подошли Биргит и дети, купили себе мороженое, разлили по чашкам кофе. Они знали о случившемся. Дети вскоре убежали, несмотря на протесты родителей, и явились только к вечеру, изменившиеся, возбужденные. Их буквально распирало от всяческой информации: сколько было пострадавших и кто именно. Три человека погибли. Три. Он кивнул. Пилот, сказали дети, арестован. Да-да, отозвался он. Машины «скорой помощи» увязли в песке, и кран… а на песке были пятна, совсем темные, и одна девушка все время… Замолчите, оборвал он.
Кадр целиком заполнила Монни в сверкающем оперении.
Ночью он встал и вышел из комнаты. Биргит спала, свернувшись калачиком. Коричневые яйца коленок словно излучали тепло и казались по-детски трогательными. Он наклонился и поцеловал их. Потом поправил одеяло и вышел.