— Я месяцами лежала в постели, и все равно их не спасли. Но теперь у нас есть Джимми…
В гостиную входит человек с белым свертком в руках. Он пересекает комнату и, не выпуская из рук младенца, поднимает с пола лампу. Ставит ее на стол. Эрлинг встает с дивана, мальчик, открыв рот, во все глаза смотрит на вошедшего.
— Лампа погнулась, — говорит человек, и Маргрет, остановившейся на лестнице, кажется, будто он обращается к младенцу.
— Привет, Берт, — кричит женщина, кладя руки на плечи Маргрет. — Посмотри, кто приехал! Друзья Джо из Скандинавии.
Мужчина осторожно опускает младенца на стол, поворачивается лицом к лестнице, наклоняет голову.
— Рад видеть вас, — говорит он, глядя в пол. Оборачивается и повторяет то же самое Эрлингу, который подходит к нему и берет его руку.
— Мы тоже очень рады, правда, Маргрет?
— Конечно, — говорит Маргрет.
— Все в порядке? — спрашивает Эрлинг.
— Да.
— Прекрасно, — говорит Эрлинг.
Заткнись, думает Маргрет.
— Но мы не знаем, как вас зовут, — говорит женщина, стоя у подножья лестницы.
Маргрет произносит свое имя в двух вариантах — датском и американском.
— Это слишком трудно. Я буду называть вас Марги. А меня зовут Сью. Просто Сью… Берт, знаешь, мы с Марги уже подружились.
Неприязнь к этой женщине почти улетучилась, отмечает про себя Маргрет.
— Очень приятно, — говорит Берт.
— А меня зовут Эрлинг. Это Кьелль, а это Трине.
— Берт.
На обеденном столе — наваленные горкой жареные цыплячьи ножки, грудки и крылышки, блюда с кукурузой, жареными томатами и еще чем-то, что Эрлинг посчитал за печенье к десерту. Оказалось, что это кукурузные лепешки. Сью ест их, намазывая патокой. Берт поливает патокой и мясо и овощи.
— Я вижу, вы удивляетесь, — говорит он Эрлингу. — Так обычно едят на юге, откуда я родом.
— Нет-нет, я вовсе не удивляюсь.
— Какая симпатичная у вас столовая, — говорит Маргрет.
— Спасибо, — говорит Сью. — Мы тоже довольны.
Эрлинг лихорадочно ищет тему для разговора. Обстановка за столом несколько скованная, ему хочется разрядить ее, сказать что-нибудь по-настоящему приятное, у Берта почему-то вид довольно угрюмый, как кажется Эрлингу, такое впечатление, будто он нас в чем-то упрекает, но ведь все эти наболевшие расовые проблемы — это не наша вина…
— У нас в Дании, — говорит Эрлинг, — в одном крупном городе есть директор школы негр… Говорят, он пользуется большим уважением.
Сью откликается мгновенно:
— Берт тоже когда-нибудь станет директором. Он преподает математику.
— Неужели? — говорит серьезно Эрлинг. — Чрезвычайно интересно.
— Действительно, — вставляет Маргрет, и Эрлинг понимает, что она как бы извиняется за него. Он съедает три порции клубничного мороженого. Трине спит на диване в гостиной.
Маргрет помогает Сью вымыть посуду. Дома у меня не было настоящей подруги, и мать Эрлинга вечно вмешивалась во все.
— Сью, приезжай как-нибудь ко мне утром. Попьём кофе, поболтаем…
Кьелль заснул на диване. Эрлинг и хозяин дома сидят на свободной половине. Берт мурлычет какую-то мелодию и большими пальцами ног отбивает на полу такт.
— У вас есть тараканы? — спрашивает Маргрет в кухне.
— Нет. Мы как раз отчасти из-за этого и переехали.
Эрлинг, тихонько насвистывая несколько тактов, наклоняется вперед, перенося тяжесть тела на ступни, но остается сидеть. Берт откашливается.
— Вы жили в Гарлеме? — беспечно спрашивает Маргрет.
— В Бронксе.
— А мы живем на Семьдесят шестой улице.
Берт поднимает с пола журнал и бросает его на журнальный столик. Эрлинг рассматривает свои руки.
— Там полно пуэрториканцев, да? — говорит Сью.
— Ага, и… — Маргрет чуть было не сказала «негров». И словно заметив ее смущение, Сью говорит:
— Вам, наверное, очень хочется выбраться из города?
— Почему? Нам и там хорошо.
— Нью-Йорк — ужасный город. Ни за какие деньги я бы не согласилась жить там с маленькими детьми.
— Ну, не такой уж он скверный.
Сью пожимает плечами и улыбается:
— Вообще-то, конечно, этот город удивительный, потрясающе интересный. Но ты ведь знаешь, что испытывают родители.
Маргрет кивает.
Эрлинг откидывается на спинку. Я должен что-то сказать.
— Да, — произносит он, и хозяин дома мгновенно выпрямляется и выжидающе смотрит на него. — Да… так вот… да…
Ему кажется, что губы Берта кривятся в издевательской усмешке. Он ненавидит меня, без всякого сомнения. Но это, черт побери, несправедливо — я лично не сделал ему ничего плохого.