Эрлинг поспешно направляется в кухню.
— Знаешь, сколько уже времени? Нам пора домой. Мне завтра рано вставать.
— Разумеется, — отвечает Маргрет неожиданно приветливо, — мне тоже. И улыбается Сью.
О чем, интересно, эти двое здесь сплетничали?
Берт подвозит их на машине к метро.
— Жарко, — говорит Маргрет.
— Да, для сентября жарковато, — говорит Берт.
— У нас в Дании всегда прохладно, — говорит Маргрет.
— Иногда здесь в сентябре тоже бывает прохладно, а иногда жарко, — говорит Берт.
Эрлинг молчит. И не принимает участия в сердечном прощаний Маргрет с Бертом.
Дома они нарушают молчание, лишь уложив детей.
— Тебе не стыдно было так вести себя? — спрашивает Маргрет, не глядя на мужа.
— Стыдно? Это ему должно было быть стыдно! Нахал!
— Ты просто неподражаем.
— Зачем тогда было звать нас в гости?
— Эрлинг, если ты не хочешь вернуться домой, я уеду одна с детьми.
— И у кого ты будешь жить? У матери?
— Какой же ты противный.
Она плачет и чувствует, как его рука гладит ее по волосам, осторожно проводит по щеке. Рыдания усиливаются. Он кладет голову ей на грудь… Маргрет позволяет ему увести себя в комнату, где она ложится на пол, чтобы скрип дивана не разбудил детей. Эрлинг стоит над ней, расставив ноги.
— Посмотри, — говорит он, — видишь какой?
— Да-да. Ну иди же ко мне. Уже поздно.
Каждое утро они просыпаются слишком рано.
Когда он приходит в контору, рубашка на нем вся мокрая от пота. Однажды секретарша передает ему просьбу никуда не отлучаться, пока не придет вице-директор. У Эрлинга начинаются спазмы в желудке, к горлу подступает тошнота. Но ведь «брик-фикс» так хорошо продавался!
— Эрл, — говорит вице-директор и хлопает его по спине, — отличные новости, парень. С. X. решил вас повысить. Довольно орошать негритянские пригороды. С сегодняшнего дня вы получаете кабинет и одну машинистку на двоих. Добро пожаловать!
Эрлингу протягивают виски с содовой. Его охватывает ликование.
— Да, забыл сказать, — летит ему навстречу голос. — Вам увеличивают зарплату до семисот пятидесяти долларов в месяц. Теперь вы сможете перебраться в приличный район. Идите домой и расскажите жене. А потом я и моя жена ждем вас на коктейль в директорской столовой. В полшестого, о’кей?
Эрлинг на седьмом небе от счастья — никогда раньше вице-директор не спрашивал его согласия. В баре, откуда он собирался позвонить Маргрет, он бросает на стойку десятидолларовую бумажку, заказывает двойное виски и, стоя, выпивает его. Из подмышек обильно струится пот. Эрлинг пережидает, пока перестанет качаться пол, и выплывает на улицу: а мать-то считала, что из меня ничего не выйдет, ха! Скоро отца переплюну, черт бы меня побрал. И Бёрге я уже обскакал… А тот негр считал себя важной шишкой…
Тени здесь землисто-серые, но, если откинуть голову назад, глаза слепят солнечные блики, отражаемые от стекол верхних этажей; Эрлингу приходится прислониться к стене. Да, теперь старик будет сброшен с пьедестала, его дурачок-сын на всех парах делает карьеру… Эрлинг сворачивает за угол и тут же попадает в людской поток. Кругом рекламы новых фильмов — «Tease for two», «Sin around the world», «Sexy Susan», «A summer’s lust»[29]. Он глазеет на громадные груди изображенной на рекламном щите девицы: сквозь промокшую разорванную ткань блузки видны соски, рядом — обнаженный торс мужчины, он стоит над девицей, раздвинув ноги в сапогах для верховой езды, и замахивается плеткой. Мигают красные лампочки: «Playland + Fascination»[30], внутри в безжалостном неоновом свете видны сидящие в ряд существа, устало загоняющие шары в лузы, какая-то старуха опускает десятицентовик в щель автомата-гадалки, читает полученную карточку и исчезает, улыбаясь про себя. В тесной книжной лавке Эрлинг забивается в угол, стараясь унять возбуждение, — больно уж соблазнительны сотни грудей, глядящих на него с полок и столиков. Она была похожа на шлюху, и груди как зверушки, так обычно говорят, а ее муж — громадная жирная обезьяна, не быть ему никогда директором…
…В полудреме он набивает рот сандвичами, не замечая, что ест, и запивает их пивом… Он просыпается весь в поту в вагоне подземки — дьявольщина, проехал свою остановку, надо было взять такси. Теперь мы можем себе это позволить.
— Ты пьян, — говорит Маргрет, но, услышав новость, обнимает его и всхлипывает. — Просто не верится, — повторяет она раз за разом. — Послушай, дети сейчас у Бетти. Ее нянька собирается пойти с ними в Центральный парк. Пусть идут, а?