— Твое слово — закон.
Финн Крагесков
(р. 1939)
РЕКЛАМНЫЙ ЩИТ
© Attika. Forfatter Forlag, 1973.
Перевод Н. Киямовой
Сегодня годовщина Хиросимы…
На одной из узких улочек в центре города снесли несколько домов подряд, уцелела вот только эта стена, у которой остановился сейчас Герман. Когда-то стена служила рекламным щитом, вся она сплошь заклеена старыми плакатами. На одном таком плакате изображена пачка сигарет, а марки этой уже давным-давно не существует. Глядя на плакат, Герман вспоминает табачный магазинчик с пряным, сухим запахом, куда он мальчишкой бегал за этими сигаретами для матери.
Еще ему вспоминается картинка, с которой прямо на него смотрела зубастая рыбина, — как он ее боялся! Рыба прочно обосновалась на страницах газеты, которую Герман приносил домой вместе с сигаретами. Он не знал, ни как это чудище зовется, ни где оно обитает, но был уверен: добра от него не жди, и поэтому, возвращаясь домой, всегда складывал газету рыбиной внутрь.
…Неожиданно для себя Герман сворачивает к библиотеке.
Он хорошо помнит тот день. У них еще тогда гостил дядя Роберт. Помнит он и что было на следующий, куда более важный день: человечество узнало, что наступил мир, а быть может, уже и поняло, что мир будет не легче войны. Словно мир — это своего рода война.
В тот вечер к ним из деревни нагрянул дядя Роберт. Он привез спелой малины и сливок — в городе сливки все еще отпускали по карточкам. Они лакомились малиной, и мать Германа читала вслух газету. Потом разговор зашел о новой бомбе, которая спасла тысячи человеческих жизней, уничтожив десятки тысяч, и дядя сказал, что японцы получили по заслугам.
Когда малину доели, дядя Роберт с нарочитой обстоятельностью наложил себе в ложку жевательного табаку, сдобрил его сливками и отправил в рот с таким счастливым видом, что все засмеялись. «Вот мы и дождались мира!» — сыто вздохнул он.
Помощник библиотекаря, молодой человек с прыщами на лице, которые он старательно запудрил, приносит Герману подшивку газеты за сорок пятый год — той самой, с рыбиной, — и пальцами смахивает пыль с зеленовато-коричневой, под мрамор, обложки. А вот и номер за 7 августа.
На первой полосе сообщается о лесном пожаре и о процессе над Квислингом, о теленке, что уродился с двумя головами, и о прогнозах на будущее, о времени восхода и захода солнца, а также о докторе Бесте[35], чью виллу заняли представители новой власти.
Герман просматривает газету, и ему слышится голос матери: она читает вслух все, кроме пространной статьи о бомбе… А ведь уже тогда ее голос звенел от волнения. От предчувствия угрозы, которую трудно было выразить словами, от неосознанного ужаса, что в тот самый день навис над миром: он перевернул все представления о жизни, обнажил всю ее хрупкость. Несколько лет ужас этот витал где-то высоко, почти неразличимый, словно дымка, что застит солнце, а потом опустился и, густой, как смог на улицах больших городов, поплыл над пашнями и равнинами, меж гор, над лесами, проникая в жилище человека, в клетки его тела.
Герман читает дальше:
«Вчера президент Трумэн собрал в Белом доме представителей прессы, чтобы сообщить им „маленькую приятную новость“, а именно, что шестнадцать часов назад над японским портовым городом Хиросима взорвана атомная бомба.
Эта бомба, заявил президент, означает переворот в укреплении военной мощи США. Это самое поразительное открытие после изобретения пороха. Обладая столь мощной бомбой, заявил президент, американский народ сможет безраздельно господствовать над миром.»
Очевидец — член экипажа одного из бомбардировщиков — рассказывает:
«Зрелище было красивое.
В момент взрыва все небо окрасилось зеленым, хотя дело происходило средь бела дня.
От места взрыва разошлись пять пылающих кругов, а из самого центра вылетел огромный огненный шар, окутанный белым дымным облаком, — он будто вырвался из земных недр.
Потом в небо взметнулся огненный столп.
На наших глазах столп этот поднимался подобно метеору, летящему с земли. По мере приближения к белому облаку он все более и более оживал.
Это не было уже ни дымом, ни пылью, ни огнем, ни облаком. Это было невиданное доселе живое существо.
Внизу — коричневое, середина — янтарная, макушка — белая.
Только этот столп, казалось, застыл, как последовало несколько выбросов в верхней его части, напоминающей шляпку гигантского гриба. Шляпка эта была еще более подвижной, чем сам столп, в ней что-то клокотало, бурлило, пенилось, белая пена вздымалась и опадала.
35
Речь идет о нацисте Вернере Бесте, представителе немецких оккупационных властей в Дании в 1942–1945 гг.