— Я вчера заметила тебя, — внезапно произнесла Уша. — Мы возвращались из школы, а ты шел впереди.
— Ну да! — воскликнул Беске, и его окатило жаром от мысли, что она обратила на него внимание.
— И у тебя кое-что выпало из ранца.
— Что? — вырвалось у Беске, может, чуть более поспешно, чем следовало.
Она хихикнула.
— Не скажу. Завтра отдам.
Свистел ветер. Чистый искристый воздух заполнял нос и глаза. Потрескивал лед. Протяжные, сухие щелчки стрелой летели по замерзшей глади воды. Лед трескался, как хрупкий хворост. Гулкое эхо доносило разнообразные звуки — удары молотка откуда-то из-за освещенного горизонта, шипение льда под ногами тормозящих конькобежцев, громкие крики. Беске посмотрел Уше в глаза. Они были сейчас еще темнее, чем раньше, как черная вода ручья под тонкой коркой льда. Она повернулась к нему лицом. Пар от ее дыхания ласкал кожу, словно пушистый зверек, гладил нос, губы, глаза. Она открыла рот, точно собиралась что-то сказать, но промолчала. Беске хотелось поцеловать ее, но он не решался. А если она его оттолкнет, что ему тогда делать? Он весь напрягся, но так и не сумел преодолеть страх. И снова Уша выпустила пушистого зверька ему в лицо. Губы ее изогнулись в странной улыбке. Глаза поймали его взгляд и не отпускали. От нее остались одни глаза, и глаза эти держали его в плену.
— Знаешь что, — внезапно сказала она. Не громко, но и не шепотом. Ему показалось, будто это заговорило ее тело, ее душа.
А она по-прежнему смотрела на него этим особенным открытым взглядом и с той же странной улыбкой, от которой у него внутри все задрожало. Он должен поцеловать ее, обнять ее, только не сейчас.
Она ждала, ждала, когда он созреет и услышит, как со свистом летит на своих блестящих коньках мрак, ждала, когда раскроется каждая клеточка его тела и он обретет способность воспринимать малейшие колебания льда, невидимую морозную пелену, влажный, едкий запах луга и ноздри его затрепещут. Она сжимала его руку, и он чувствовал биение крови в ее пальцах. И острое желание обнять ее, крепко прижать к себе. Она как будто источала внутренний жар. Он осязал идущее от нее тепло. И она все ждала, и наконец, когда он, казалось, полностью растворился в окружавшем их мире, она вновь заговорила, не громко, но не шепотом, и изо рта у нее поднимался пар, и стучала кровь.
— У меня в животе сидит зверек.
Он стоял, испуганный и зачарованный, и каждое ее слово было словно прикосновение руки. По спине побежали мурашки.
Она смотрела на него не отрываясь. Уша с волосами как ветер. Уша из леса. Уша, имя которой было похоже на шелест листвы.
Она поймала его на крючок. Два противоречивых желания боролись в нем — убежать и прикоснуться к ней. Оно попался. Теперь ему не уйти. Надо было думать раньше.
Как-то раз на перемене он стоял с ребятами, и Уша серьезно убеждала их, будто она прилетела сюда из густых березовых лесов далеко на севере. И он оказался единственным, кого ей удалось одурачить.
Она родилась легким ветерком, сказала она тогда и засмеялась, порхала по лесам, и прошлогодняя листва, которой она играла, увлекая за собой, окрасила ее волосы в огненный цвет. А она неслась дальше, над голубыми озерами, впитывая в себя их воду, и глаза ее стали отливать синевой и зеленью. Тут все захохотали, кроме него. Потому что он видел перед собой то, о чем она рассказывала. Видел, как ветерок постепенно превращается в Ушу. Следил за ее полетом над лесами и кружением красных в прожилках листьев, наблюдал, как поднимается в небо сине-зеленая озерная вода, как если бы дождь вдруг пошел наоборот, и в воздухе появляется ее лицо. Для нее и для других это была шутка, он же все воспринял всерьез и слишком поздно обнаружил, что ребята издевательски потешаются над ним. И она тоже. Он вышел из себя, красная паутина гнева застлала глаза. Он бросился на них с кулаками, бил куда ни попадя, орал, пинался, как сумасшедший размахивал руками, а ближайшего к нему парня ударил головой в живот. А они захохотали еще громче. В конце концов он, потеряв равновесие, с шумом растянулся посреди школьного двора. Он был настолько подавлен, что у него не было сил встать, и он продолжал сидеть на земле, ожидая, пока уляжется ярость. Ребята же прямо заходились от смеха. Горя жаждой мщения, он сказал, что ее имя звучит как выкрик пьяного — уш! И наверняка ее отец издал именно этот звук в момент ее рождения. Она обиделась и начала задирать остальных.