Когда дежурная воспитательница приглашала к себе жениха, вечером в спальню к девчонкам приходили большие мальчишки. А значит, чистота штанишек проверялась при них. «Кошечки, кошечки», — говорили мальчишки и ухмылялись. Сив знала: они толкуют о чем-то неприличном и как-то это связано с кровями. У одной девчонки вдруг начались эти крови. А ей всего двенадцать было. Сколько об этом судачили! Зато девчонке той разрешили ночевать в отдельной каморке. Такое обычно разрешалось только больным. Хоть Сив и страсть как боялась кровей, а все же мечтала, чтобы и ей отвели отдельную комнатку. В приюте у тебя никогда ничего нет отдельного. Единственное, что совсем твое, — шкафчик рядом с кроватью. Но шкафчики не запираются, и вещи часто крадут. Сив прятала в шкафчике свои сокровища. Спичечную коробку, а в ней — крошечную куколку в голубом фланелевом платье. Книжку про обезьян, с рисунками и текстом какого-то вундеркинда. Фотографию учениц Королевской балетной школы, которую Сив украдкой выдрала из газеты. Картинку, на которой были изображены три датские принцессы в гренландских костюмах. Каталог игрушечных товаров. Блокнот с белой бумагой — Сив строго экономила листки — и двадцать цветных карандашей, из которых были сломаны только четыре. Красную сумочку с красным кошелечком, где хранились две кроны. Эту монету украли. Сив подарил ее дядя, который вообще-то и не был ей настоящим дядей. Еще членский билет модного клуба. Была у Сив когда-то еще и шариковая ручка: перевернешь ее — и покажется голая тетенька. Но тетеньку тоже украли. С сокровищами легче было мечтать. Чтобы как-то вытерпеть приют. Правда, Сив временами казалось, будто ее вовсе и нет в приюте. Все сокровища теперь лежат в чемодане. Сив быстро повернулась — посмотреть, не пропал ли он. Чемодан-то хороший. Но чемодан на месте, там и стоит, куда она его поставила, на нем та же надпись, что и на бирке на груди у Сив.
Ей редко присылали что-нибудь из дома, как правило, только письма. А от писем какая радость. Если пришлют посылку с книжками, сластями или вещами какими — вот это радость. Письма Сив чаще всего получает от матери. От отца совсем редко. Разве что на рождество или на день рождения. Отец с матерью в разводе. Почти что у всех приютских детей родители в разводе. А у некоторых так и вообще нет отца. Всегда трудно придумать, что бы такое написать домой в воскресенье. Если ты мучаешься тоской по дому — об этом писать нельзя.
— Только огорчишь папу с мамой, — говорят воспитательницы.
А написать, что ты сама в огорчении, тоже нельзя, потому что тогда родители опять-таки огорчатся. Разрешается только писать, как весело тебе живется в приюте. Как ты довольна, что там живешь, и сколько интересного там происходит. Но на самом деле ничего в приюте не происходит. Больше всего происходит в мечтах самой Сив, на которые вдохновляют ее сокровища, а ведь об этом матери не напишешь.
Самое лучшее из всего, что было в приюте, было на масленицу. Воспитательница фрекен Берг дала Сив новое платье, Сив распустила волосы и накрасила губы помадой. Королевой ее не выбрали, но голубое платье из обычного — не приютского — дома было прелесть какое. Словно Сив вовсе и не в приюте.
Фрекен Берг — замужняя, и детей у нее двое. Из всех воспитательниц Сив больше всех любит ее. И завидует ее детям. Подумать только, какое счастье иметь такую маму, да еще совсем для себя, так, чтобы не делить ее с уймой других детей. Фрекен Берг как раз и ходила с Сив в магазин. Но тут она ее очень разочаровала. Она куда больше разговаривала с продавщицей, чем с самой Сив, и с первых слов объявила той, что Сив девочка из приюта. Зачем только она это сказала. Продавщица и фрекен Берг стояли, судачили и кивали головами, что, мол, хорошо, когда деньги налогоплательщиков идут на такое вот дело: купят девчонке одежду — никто и не догадается, что она приютская.