Может, я ее испугаю? Может, она вскочит в страхе при виде сонного старика, на которого вдруг напало веселье? Нет, мама, я не потревожу тебя, видишь, я уже ухожу обратно в туманную ночь, в то, что еще не случилось. И там, в темноте, я мирно засну, твердо веря, что придет час, когда ты милостиво подаришь мне жизнь!
Теперь я спокойно покидаю этот старый призрачный дом, как человек, знающий, что он навел порядок в своих делах. Там, в тумане, я вздыхаю глубоко и свободно, пью ароматы жизни и смерти, которыми благоухают леса, поля и соленое море…
По извилистой дороге я не спеша поднимаюсь к моему огромному скрипучему деревянному замку, где усталого путника ждет заслуженный отдых и безмятежный сон.
СТАРЫЙ ГОСТЬ
© W. Heinesen, 1980.
Перевод О. Вронской
После приятно проведенного вечера в доме Тистрана и Исан старому гостю помогли подняться на чердак в комнату для гостей. Конечно, он мог бы подняться и сам, но так хотели его заботливые хозяева… К тому же после обильного угощения он не совсем твердо держался на ногах.
Словом, надо признаться, что если он и не совсем ослабел, то немного все-таки…
Тистран и Исан исключительно внимательны к нему. Такое внимание оказывают только… гм… весьма престарелым людям, гостям, которых не рассчитывают увидеть опять слишком скоро, думает он. Но как приятно опираться на твердую руку хозяйки! А хозяин, смотрите, несет последнюю, самую сладкую рюмочку — для сердца, если вдруг ночью у гостя случится бессонница!
И наконец: покойной ночи, доброго сна!
Тистран и Исан, эти молодые, влюбленные дети человеческие, только что въехали в свой новый дом, где на всем лежит печать ожидания! Как не заметить этого нехитрого душевного тепла, если его здесь излучает решительно все; оно вовлекает в свои заколдованный круг и старого гостя, и у него в сердце вспыхивает солнечный свет.
«Минувших дней свет солнечный» — откуда эти строки? Из какого-нибудь древнекитайского стихотворения? Или это Тёгер Ларсен[12]?
Да, Тёгер Ларсен.
В комнате для гостей просторно и пахнет свежим бельем. Застланная постель, белый фаянсовый умывальник, лампа под куполообразным абажуром. Светлые обои в цветочках — фиолетовые пастельные тона, теплый и холодный, весело спорят друг с другом. Некоторые обои утомляют своим навязчиво повторяющимся узором, другие, напротив, могут оказывать почти гипнотическое действие, человек впадает в эйфорию. Здесь именно такие обои, думает старый гость. Глядя на них, можно замечтаться, забыть обо всем, как забываешь, глядя на густой, медленно падающий снег.
Над изголовьем кровати картина, прикрепленная кнопками к стене, — хорошая цветная репродукция одной из удлиненных фигур Модильяни — сидящая девушка, черноволосая, смуглая, но со светлыми глазами. Обнаженные руки кажутся сероватыми на фоне простенького светло-голубого платья с короткими рукавами. Рукава и ворот отделаны белым кантом. Руки праздно сложены на коленях.
Гость одобрительно разглядывает картину. Очертания фигуры просты и строги, никакой сентиментальности, никакой символики.
И тем не менее эта девушка, сидящая одна в безмолвной цветущей пустоте, может оказаться даже богиней, например, богиней судьбы, одной из трех норн или мойр — самой младшей и легкомысленной. В ней нет ничего примечательного и торжественного, этакая немного угрюмая, безучастная, покорная школьница, она долго корпела над задачкой, которая там и не сошлась с ответом, потом отложила тетрадь в клеточку и погрузилась в задумчивость.
Так она и сидит на фоне светлой стены, усыпанной падающими цветами, одна в своем маленьком мире, ненадолго забыв о таких сложных понятиях, как время, причина и следствие.