— Как сказать, — пробормотал он, высвобождаясь из ее объятий.
Обхватив виолончель обеими руками, он понес ее наверх и там, сев на стул, ласково и нежно погладил ее, словно спасенную от неведомой опасности, и наконец слегка дернул струну. И тогда вновь послышался рокот барабанов; властный, ни на миг не отпускавший его ритм жаром разлился по телу до самых кончиков пальцев. Туго натянутые струны превратились в кожу барабана, и ее ощущали уже не только пальцы: ноги его тоже отбивали ритм, и Ригмур в изумлении застыла на пороге и звать его не стала.
Георгьедде
(р. 1913)
ЗЕЛЕНЫЙ МЫШОНОК — ЧТО БЫЛО С НИМ, КОГДА ОН ПОЯВИЛСЯ НА СВЕТ
Перевод В. Болотникова
Жил-был мышонок. Маленький, но при том — необыкновенный. Бывают серые мышата. Бывают черные. И коричневые. А еще — белые.
Но все они — обыкновенные.
А наш мышонок был зеленый.
Родители его, конечно, немало изумились. И уставились на него. Потом — друг на друга. А потом Мышиная Мама снова уставилась на свое дитя.
Но Мышиный Папа все смотрел на жену и при том затылок почесывал…
— Зеленое что-то, — сказал он.
— Зеленый мышонок. Так и говорить надо.
— М-да… Странное дело.
— А при чем тут я?
Мышиный Папа пошел в лес — прогуляться и обдумать случившееся. Он очень огорчился, что жена родила ему зеленого мышонка. Так огорчился, что даже не захотел поесть орехов, лежавших на земле.
А дома сидела у колыбели Мышиная Мама и плакала.
— Зеле-е-ененький ты мой, — всхлипывала она. — Каково же придется тебе, когда вырастешь?
Мышиный Папа вернулся домой. Нет-нет, спасибо, ужина никакого не надо. Подперев лапкой подбородок, он словно застыл в этой позе и все глядел на портреты своих предков, развешанные на стене, и вид у него при этом был суровый. Мышиная Мама сидела рядом и шила.
— Может, само пройдет… — сказала она.
— Зеленый зеленым и останется.
Взял он бедного зеленого мышонка и отнес к ели, на которой жила Сова.
Пришел он домой, а жена его все плачет и плачет — тогда он нежно погладил ее по лапке:
— Тише, тише, мать, тихо…
Легли они спать.
А жена все плачет.
— Останься он жить дальше, — увещевал ее муж, — все бы на него только пальцем показывали.
— Знаю, — рыдает жена. — А ты хоть прикрыл нашего сыночка чем-нибудь, чтобы он не простудился?
— Прямо под елкой я его положил, где Сова живет, и еще мхом прикрыл. Когда я уходил, он крепко спал. Успокойся, мать, будет у нас другой мышонок.
И он ласково почесал ее за ушками, по спинке да по брюшку, всеми силами стараясь ее утешить, и она наконец уснула — наплакалась, бедная.
А Мышиный Папа никак не мог уснуть, хоть и утомился изрядно. Он лежал без сна, и все чудилась ему Сова и ее клюв. Наконец он вскочил. Скорей в лес, пока не поздно!
А вдруг уже поздно?! Он помчался к той ели, бежал по лесу, залитому лунным светом, объятому тишиной. Совиная ель высилась среди дубов-раскоряк и белых берез — черная, прямая. Под ней спал Зеленый Мышонок — во сне он сбросил с себя теплый мох.
Мышиный Папа мигом подхватил сынишку и стрелой помчался прочь.
Что с того, что ребенок — зелененький слегка?
А уж мать-то как обрадуется!
Теперь бы только от Совы уйти.
Мышиная семья жила под землей, в норке на поляне, лишенной тени и с такой короткой травой, что мыши и той в ней не спрятаться. Неважное, вообще говоря, место для жилья, но ведь мыши почти не выбирались наружу по ночам, когда Сова вылетала на охоту, а норка к тому же была сухая и удобная, да и родич их — крот — жил по соседству.
Мышиный Папа добежал до края полянки и на мгновение замер во мраке, прежде чем решиться выскочить на опасный участок.
«Только бы успеть», — думал Мышиный Папа и мчался так, что сердчишко его грозило разорваться.
Но он не успел.
Осталось пробежать последние двадцать шагов — как вдруг появилась Сова. На бесшумных крыльях вылетела она из лесной мглы и понеслась над поляной, низко-низко, зигзагами прочесывая короткую траву.
Мышиный Папа прижался к земле и лежал не шевелясь, в надежде, что Сова его не заметит.
Но тут как раз проснулся Зеленый Мышонок и почувствовал острый голод. И, конечно же, жалобно запищал в тишине полянки.