Сова мигом услышала писк. Она рванулась туда, где он раздался, и теперь парила прямо над Мышиным Папой и Зеленым Мышонком.
Мышиный Папа в отчаянии бросил сына и метнулся в сторону, чтобы Сова увидела его, а про Зеленого Мышонка забыла…
И Сова вонзила в него свои острые когти, отнесла к себе на ветку и там расклевала его своим безжалостным клювом…
Но не забыла Сова, что слышала писк мышонка. Снова полетела она на охоту и долго высматривала жертву своими немигающими совиными глазами.
А Зеленый Мышонок снова уснул. И потому, что был он зеленый, такой же зеленый, как трава, Сова не нашла его. Настало наконец утро, и Сове пришлось вернуться домой, на ель. Когда Мышиная Мама проснулась и увидела, что рядом нет Мышиного Папы, она в отчаянии принялась ломать свои лапки и закричала:
— Ах, я несчастная! Меня бросил муж!
Но потом она выбралась из норки наружу — и там, в свете утреннего солнца, лежал ее зеленый малыш; он раскрыл свои глазки и запищал.
Мышиная Мама была так рада, что забыла и думать о муже. Она быстро уложила малыша в колыбельку и накормила его, так, что он наелся как следует, даже объелся, а потом он лежал в колыбели и тихо гулил и наконец заснул.
Выходит, не так уж и худо быть необыкновенным мышонком: не серым, а зеленым — как трава.
ТРАДИЦИЯ
Перевод Э. Переслегиной
Женщина обмакнула конец последней стрелы в коричневую, липкую массу, которую взбила в черепной выемке. Потом поставила череп на полку, так, чтобы малыши не смогли его достать.
Двенадцать стрел уже лежали на гладком камне острием вверх, чтобы яд поскорее высох. Когда они и впрямь высохли, женщина вложила стрелы в колчан, висевший на внутренней стороне двери рядом с луком, дубинкой, двумя метательными копьями и длинной пикой.
Потом она приготовила завтрак и разбудила мужа.
— Сегодня ты получишь самый лучший яд, — сообщила она ему, пока они завтракали.
— Женушка, ты — молодчина, — объявил муж, в ласковой улыбке обнажая острые зубы.
Когда они позавтракали, жена помогла ему раскрасить тело, как полагалось перед военным походом. Временами она игриво прислонялась щекой к его могучей груди и обнимала его, а он гладил ее по спине, так что она изгибалась от сладострастия.
Потом они и с этим покончили и наступило время наряжать воина. Корона из желтых и красных перьев попугая великолепно украсила его, он казался теперь очень высоким и внушал ужас, а ожерелье из фаланг птичьих лапок делало его просто неотразимым. А цепи из акульих зубов вокруг лодыжек — красота!
Она прильнула к нему, маленькая, ласковая и горячая. Он возбужденно засопел, обнял ее, прижал к себе и затеребил узел на ее юбке.
— Нет, нет, нет, не раньше, чем ты вернешься домой с добычей, — сказала она, протягивая ему оружие. — Не раньше. Помни, в сумке — отравленное мясо.
— Да брось, мы бы еще успели — небось не опоздаю, — выговорил он, тяжело дыша.
Она в ответ только засмеялась.
— Иди, иди.
Он нехотя пошел к двери. Потом она стояла и смотрела, как он спускается по тропинке. Он повернулся и помахал ей рукой.
— Возвращайся скорее, — прошептала она.
Когда его не стало видно, она вошла в дом и по-матерински принялась хлопотать вокруг проснувшихся малышей.
Он приметил собаку и выпустил ей вслед копье. Она раза два вздрогнула, потом затихла. Он поставил на нее ногу и вытащил копье. Что ж, он в отличной форме.
Путь был долгим и утомительным, так как владения племени простирались далеко во все четыре стороны. Когда лес сменился широкой, с квадратный километр, прогалиной, он остановился, залез на дерево и оттуда стал обозревать землю, поросшую высокой травой. Нет, никого не видно. Но что, если они залегли в дозоре на опушке леса? Они теперь уже не такие доверчивые, какими были тогда, когда обосновались в здешних краях. Лучше уж сделать крюк и, пройдя по солнцепеку, обойти опушку.
Но, с другой стороны, в этом случае ему придется пройти по земле племени «ястребов», а уж это свирепые вояки. Конечно, между его племенем и «ястребами» заключен мир, который какое-то время еще продлится — по крайней мере до тех пор, пока те глупые миролюбивые людишки, что поселились в верхнем лесу, сохранят такое глубокое простодушие, что оба воинственных племени легко смогут их грабить. Впрочем, в последнее время делать это стало уже труднее. К счастью, эти самые — простодушные, — не искушены в военном искусстве и оружие у них до смешного примитивное, да только уж больно их много и к тому же они способны разъяриться не на шутку, если досаждать им сверх меры.