Муж выгнал Гудруну из дома. Так, по крайней мере, говорила она вначале, потом стала рассказывать, будто сама ушла. У Эйнара другая версия. Гудруне она известна, и Эйнару тоже известна версия жены; чуть ли не обо всем держались они разных мнений, и тянулась эта возня добрых полгода. Так больше продолжаться не может — только в этом оба были согласны.
С необыкновенной изобретательностью изводили они друг друга; когда же остались — каждый с половинкой прежней общей жизни в руках — оба сочли, что впредь смогут спокойно встречаться и полюбовно ладить друг с другом, хотя бы ради детей, а дети пусть живут, где захотят: в обоих домах для них готовы кровати, и там и тут всегда будут им рады. Дети ведь по природе своей — маленькие кочевники, но притом достаточно взрослые, чтобы самостоятельно переходить от матери к отцу и обратно; только в тот вечер, когда назначено новоселье, надо оставить их у отца — об этом Гудруна уж позаботится. А не то еще доложат ему обо всем, что там будет.
Гудруна потратила на переезд целую неделю в счет отпуска — конечно, немножко жаль этих дней, неделя наверняка пригодилась бы ей потом, но сейчас ей не терпелось как можно скорей привести дом в порядок. Скорей соорудить что-то вроде ограды вокруг своей жизни и знать: от сих до сих простирается моя власть…
Она обзвонила друзей. Сначала колебалась — письменно ли всех приглашать или устно, но выбрала второе: и поговорить можно со всеми, и сразу получить ответ, а стало быть, тут же наметить распорядок праздника. Всем гостям Гудруна раздала поручения: кому — приготовить салат, кому — испечь хлеб, а кому — купить сыр, паштет или что им угодно. Всем было велено принести из напитков столько, сколько они сами захотят выпить, и чуточку сверх того. Сама Гудруна выставит на стол баранью ногу и свой знаменитый пирог. «Печально знаменитый, — поправила ее Анетта, — забыла ты, что ли, как в прошлый раз потребовалась пила, чтобы его разрезать?»
Обе посмеялись над прошлым разом, но прошлое уже уступило место сегодняшнему, не так разве?
Улла с Еспером принесут ножи и вилки. Эльса доставит рюмки. А у самой Гудруны уйма зеленых стеклянных тарелочек. Щеки ее пылали. Она без конца записывала — для памяти — все дела и переставляла стулья, прикидывая, как будет лучше всех рассадить. Все приглашенные, кроме двух, обещали прийти. Но ничего — как говорится, в тесноте, да не в обиде — от этого лишь веселей.
Пусть Эйнар знает, как радостно она начинает новую жизнь. У него-то небось не хватит духу вечеринку устроить. Правда, ему и дом остался, вроде бы нет нужды справлять новоселье, хотя уж чего-чего, а места там вдоволь, после того как Гудруна вывезла оттуда часть мебели.
Гудруна рассмеялась. Снова в душе всколыхнулись злоба, злорадство. Она-то думала, все в ней перекипело, а выходит, она по-прежнему живет в ядовитом чаду обиды, но ничего, это лишь силы прибавит. Видел бы сейчас ее Эйнар!
Тове и Улла пообещали прийти пораньше — помочь Гудруне накрыть на стол. Господи, вечно одна и та же картина, сколько бы ни силились от нее отойти: только женщины всякий раз и хлопочут на кухне.
Вообще-то, Гудруна развелась с Эйнаром во многом из-за споров вокруг этого самого дела, и вот теперь, когда отгремела битва, она опять же стоит на кухне и говорит «да-да» и скороговоркой благодарит Тове и Уллу за то, что они предложили ей свою помощь, и, конечно, пикнуть не смеет, что, мол, и Нильсу и Есперу тоже бы не грех ей помочь. Все шло обычным чередом, пока вдруг не позвонил сам Еспер и не предложил себя на роль «кухонного мужика». Значит, не так уж и плохо обстоит дело.
Мало-помалу Гудруна начала радоваться. Не потому только, что впереди был праздник, — просто почувствовала себя свободной. Раз у нее нашлись силы отпраздновать новоселье, значит, она не намерена, как иные, коптить небо. Отныне все пойдет по-новому, хватит ныть, хватит мечтать. У нее есть друзья, которые помогут ей взять новый старт, и первая веха на этом пути — новоселье.
А после она посвятит вновь обретенные силы чему-нибудь полезному, передовому. Станет активисткой Союза квартиросъемщиков или членом движения борьбы против чего-нибудь. Много всякого такого на свете, против чего надо бороться, и нет никакого проку, если ты отсиживаешься дома и твердишь, что ты против, — на улицу надо идти. Гудруна и так была против Общего рынка и НАТО, против ядерной угрозы и загрязнения окружающей среды, но никогда прежде не доказывала это на деле. Можно ведь бороться и ЗА что-нибудь, например, за мир. Надо у Рут спросить и у Йоргена, где больше всего нужна ее помощь, — эти двое всегда все знают. Даже при полном рабочем дне у нее наверняка останутся свободные часы, ведь теперь дети будут на ее попечении лишь половину времени и об Эйнаре она заботы не знает. Может, даже лучше вообще не видеться с Эйнаром, чтобы совсем быть свободной. Словом, Гудруна радовалась. Радовалась новоселью и всему тому, чему оно должно послужить началом.