— Ради чего он должен работать? Ради куска хлеба? Ну уж нет, в хлебе мы не нуждаемся! И на работу загнать Игоря вам не удастся! Он будет учиться и еще всем вам утрет нос!..
И вот Игоря Мищенко в классе нет, зато снова есть чрезвычайное происшествие.
Регина Чеславовна вошла в класс. Была перемена. Те, кто сидели за партами, встали, стоящие у окна повернулись к ней.
— Евгения Славовна, почему не было биологии? — спросил кто-то.
Регина Чеславовна внимательно оглядела ребят. Похоже, в классе не знают, что произошло. Конечно, могут и не знать. Сделал кто-то один. Если бы знали все, Ольга Матвеевна не проплакала бы в туалете целый урок.
— Прошу вас, сядьте на места… Кто это сделал? — спросила, глядя в тот угол, где сидел Рябов. Не хотела, а все же смотрела именно туда, считала, что больше некому.
В глазах учеников любопытство и вопрос: «Кто? Что? Какая еще сенсация?»
— Это не шутка и не озорство. Это носит другое название — подлость... Допрашивать не буду. Честно говоря, не уверена, что виновник сознается. Ведь подлость идет рука об руку с трусостью...
Очень тихо. В глазах уже не простое любопытство, а тревога.
Лицо Лени Мартыненко бледнеет, потом начинает краснеть, от шеи, пятнами. Он встает и, хотя лицо его пылает, смотрит на учительницу открытым и, как ей кажется, честным взглядом.
— Я! — Раскаяния в голосе нет
— Почему?
— Потому что она... — Он колеблется, но все же произносит: — Дура, и я ее не люблю.
— Объясни, пожалуйста.
— Разве это учительница? Мышей боится, лягушек боится, глаза вечно на мокром месте!
Регина Чеславовна еще не успела со всеми познакомиться ближе. В этом ученике ничего примечательного, только вот одежда необычная — пригнанная по росту солдатская форма. Да мало ли кто как одевается — значит, другой одежды нет. Смотрит всегда хмуровато, немного набычившись. Как будто дружит с Рябовым и в то же время не во всем подчиняется ему, сам по себе.
— Сколько тебе лет?
— Шестнадцать...
— Значит, тебе доступно понимание, например, таких вещей: молодая учительница, еще не закончившая институт переводится на заочное отделение и добровольно, так как учителей не хватает, по призыву комсомола, едет в Западную Украину, где трудностей достаточно и помимо плохих учеников. Уехала из родного города, от мамы, в себе не уверена, наверное, даже голодает... Приходит в класс с трепетом, с желанием быть хорошей учительницей, а тут... каким свинством вы все-таки занимаетесь! — Это невольное восклицание было адресовано всему классу, который начинал понимать, что Мартыненко обидел Ольгу Матвеевну. Только-то и всего! Обижать Ольгу Матвеевну стало игрой, забавой — будто девчонку дразнить. Но что там натворил Леня? Почему так «выступает» Евгения Славовна?
— Сегодня, Мартыненко, ты унизил человеческое достоинство, просто так, чтоб позабавиться. Ольга Матвеевна хочет уйти из школы, уехать из города, но и в любой другой школе ей теперь трудно поверить в себя. Не знаю, изменит ли это ее состояние, но хотя бы для того, чтоб уважать себя, прежде всего ты должен перед нею извиниться...
Мартыненко отвел глаза и опустил голову. Поза весьма красноречивая — извиняться не будет.
— А вы знаете, Евгения Славовна, кто такой Мартыненко? — спросил Рябов. — Он — сын полка, у него медаль.
— До сих пор о сыне полка у меня было другое представление.
— Леня, покажь! — шепнул кто-то на весь класс.
Он мотнул головой — нет.
— Пусть видит!
Рябов перегнулся с задней парты, вытащил полевую сумку, в которой Мартыненко носил учебники, достал из маленького отделения что-то завернутое в лощеную бумагу.
— Вот! — Рябов держал медаль двумя пальцами, поворачивая то к Регине Чеславовне, то к классу.
«За отвагу», — прочитала Регина Чеславовна.
— За что ты получил медаль, Леня? — Что-то в ее голосе дрогнуло. Какая война!.. Даже дети втянуты в схватку. И ее опять захлестнула боль за всех и за одного, единственного, — сына...
Мартыненко молчал. Выкрикнул Рябов:
— Разве не видите — за что? За отвагу! Он мост подорвал! Сам!
— Значит, мост легче подорвать, чем осознать свою вину перед человеком, которого обидел?
Молчание. Рябов осторожно положил медаль перед Мартыненко на парту.
— Иди, Мартыненко, — тихо сказала Регина Чеславовна.
— Куда? — не понял он.
— Сейчас мой урок. Я не хочу, чтоб ты на нем присутствовал. Это мое право.
Мартыненко зажал медаль в кулаке, нахлобучил шапку, подхватил сумку и, гремя сапогами, выбежал из класса.