Перебрасывая челнок и нажимая на педали, Амалия думает о делах Ийккала. Много времени утечет, прежде чем Антти закончит сельскохозяйственное образование и станет настоящим хозяином, способным купить себе коня. Выдержит ли Воронок до тех пор? Конь так и не раздобрел, вернувшись с военной службы. Лучшие его годы позади, и тут уж ничего не поделаешь. Амалия понимает это, а вот Антти не может понять. Она решила не покупать коня до тех пор, пока Антти не научится понимать толк в лошадях и сможет купить коня себе по вкусу. Ведь так трудно угадать вкус другого человека, даже если это твой собственный сын.
Амалии надоела работа на ткацком станке, так же как летом Антти надоедал ленивый, неподатливый Воронок. Она срывает с себя передник, снимает протертые на пятках чулки и натягивает на ноги крепкие сапоги. Вдруг хлопает дверь избы и слышится мужской голос:
— Дома ли хозяйка?
Амалия входит в избу и узнает в вошедшем Манне. Волосы цыгана из черных уже стали серебристыми, а зубы, поражавшие прежде своей белизной, поредели. Манне, увидя Амалию, вдруг гикает, хлопает в ладоши и взмахивает руками.
— Вот хорошо, что застал хозяйку! Ты ведь сваришь кофе? Пусть моя лошадь там отдохнет.
— Садись, — кивком указывает Амалия на лавку. — Я схожу за дровами да заодно взгляну на твою лошадь.
Амалия видит во дворе черную бричку Манне и загнанную до пота лошадь в блестящей сбруе. Поводья еще светло-желтые, новые. Манне привязывает лошадь к столбу у ворот. Амалия берет с сиденья брички красный войлок и, развернув, накрывает им лошадь; потом, взяв из доильного сарая одноухую корзину, несет с сеновала сено. Она ставит корзину перед лошадью. Лошадь прижимает уши к затылку и гневно бьет копытом о землю, но наконец сует морду в сено и успокаивается.
Манне наблюдает из окна за Амалией, снующей по двору. Когда она возвращается с дровами, Манне ходит по избе, энергично размахивая руками.
— Не правда ли, добрая лошадь? — восклицает он, поворачиваясь на каблуках.
— Доброты-то своей она мне не показала, скорее — злость.
Амалия раздувает огонь в очаге и ставит кофейник.
— Тебе-то что! Ты сама вон бегаешь, как резвая молодая кобылка. Сколько тебе лет? Дай-ка я сосчитаю.
— Ты считай лета своей лошади, да считай знай правильно. На ярмарку-то едешь или нет?
— Нет, я еду не на ярмарку, а за братом. Нам вместе веселее. А ты, Амалия, так все одна и живешь?
— Почему же одна? У меня сын. Только сейчас его нет дома. А потом вон напротив много жильцов, — Амалия показывает рукой в сторону скотного двора.
Она ставит на стол две чашки, сахарницу, кувшинчик со сливками, тарелку с обсыпанными сахаром сухарями и переставляет кипящий кофейник с огня на край плиты.
— Ловко ты кофе варишь, видно, что хозяйка, и толковая хозяйка.
Чтобы осела гуща, Амалия обливает холодной водой черный от копоти кофейник, а затем наливает кофе в чашки.
Снова гудит голос Манне:
— Ты, наверно, по танцам ходишь да по гостям?
— Кто же будет за скотом ухаживать, если одинокая хозяйка в гости пойдет? И зачем уходить из собственной теплой избы?
Манне прихлебывает кофе и смотрит на Амалию блестящими глазами.
— Что ты хвалишь тепло своей избы, когда в тебе самой еще столько огня, что только плясать. Здесь, в Такамаа, при мне другой такой плясуньи не бывало.
— Я свое отплясала.
— Вот глупая, что болтает! А у самой щеки горят и ноги как на пружинках. Принесу-ка я скрипку, и ты потанцуешь мне на радость, потанцуешь на своем красном полу. Отодвинь половики к стене, убери в сторону эту скамейку. Я живо достану скрипку.
— Пей свой кофе. Я думаю, и лошадь твоя уже отдохнула, — говорит Амалия спокойным голосом, но щеки у нее горят и красны, как клюква.
Не отрывая глаз от Амалии, Манне пьет кофе, потом поправляет свой пестрый шарф и берет шапку со скамьи. У дверей он снова оборачивается, говорит:
— Уж как-нибудь я принесу скрипку... — и уходит.
Амалия смущена, но отчего? От слов ли Манне или от его блестящих темно-карих глаз со сверкающими белками — она и сама не знает. Манне, которого она помнит с юных лет и который остался все таким же веселым и говорливым, заставляет почувствовать Амалию, как скучна и однообразна ее теперешняя жизнь. Одно и то же хождение по утрам и вечерам, тканье холста в течение дня и чтение после вечерних работ. Давно уже не попадалась ей и новая увлекательная книга. Впрочем, она охотно перечитывала те книги, которые особенно полюбились ей, или слушала радио. А теперь и радио испорчено, и Антти нет дома. Амалия пытается бороться со скукой, с тоской и вспоминает все хорошее, что было в ее жизни. Но нынче и это не помогает.